Затем интервью Гамлета приближается к триединому идеалу — интерпретации, валидизации и передачи содержания в конце интервью. Повторяя один вопрос в разных вариантах и каждый раз получая «один и тот же» косвенный ответ относительно личности Полония, интервью становится «самоинтерпретирующимся» еще прежде, чем Гамлет заключает его своей Глава 8. Качество интервью 153 интерпретацией «в сторону»: «Они сговорились меня с ума свести!». По поводу второго требования — верификации — можно сказать, что немногие современные интервьюеры умеют так же последовательно повторять вопрос в разных вариациях, чтобы проверить надежность ответа. Что касается третьего требования — коммуникации, — то короткое интервью проведено настолько хорошо, что говорит само за себя. Я бы сказал, что когда зрители смотрят спектакль, то, как правило, они переживают переключение гешталь-та (изменение темы интервью — с формы облака на степень надежности личности) еще до того, как Гамлет произносит свою реплику «в сторону». До сих пор я рассматривал интервью Гамлета изолированно, вне контекста, не учитывая его положение во всей драме. С третьего взгляда интервью представляется отражением отношений власти при дворе. Принц демонстрирует свою силу, заставляя придворного говорить все, что хочет он. Или придворный демонстрирует свой способ управлять властными отношениями при дворе. В предыдущей сцене Полоний сам дает урок того, что в современных учебниках называют косвенной, воронкообразной техникой интервью. Полоний просит посланника, который едет в Париж, поинтересоваться поведением его сына, который изучает там музыку. Наставляя посланника, он рекомендует ему начать с широкого подхода: «Сперва спросите про датчан в Париже», — а затем постепенно приближаться к конкретному человеку, предполагая в нем, наконец, такие пороки, как пьянство, ругань, распутство. «...На удочку насаживайте ложь и подцепляйте правду на приманку». И он заключает свой урок : «Издалека, обходом, стороной с кривых путей выходим на прямой» (там же, акт II, сцена 1). Если Полоний так искушен в технике косвенного расспрашивания, то на самом ли деле его обманула техника Гамлета? Или он увидел эту схему и подыгрывал Гамлету как придворный? Центральная тема этой пьесы, написанной на границе Средневековья и современности, — испытание реальности; не просто неуверенность в мотивах других, но озабоченность хрупкой природой реальности. В этом случае интервью Гамлета можно счесть иллюстрацией глобального недоверия к видимому миру, включая форму облаков и личность знакомых персонажей. — 132 —
|