Человек-волк и Зигмунд Фрейд

Эти, возможно, не слишком заметные симптомы находились в таком противоречии с прежним характером пациента, что могли навести на мысль о перерождении личности, столь же глубоком, как и то, которое произошло с ним в возрасте трех с половиной лет.

Приступ поноса в самом начале анализа возвестил о важности темы денег. Но пациента, видимо, удовлетворял сам факт симптома, и он никак не обнаруживал желания уплатить свой долг. Напротив, стало ясно, что денежные подарки Фрейда воспринимались пациентом как должное, как знак отцовской любви к своему сыну. Таким образом пациент вознаграждал себя за унижение в прошлом в силу того, что его отец отдавал предпочтение его сестре. К этому примешивалась вдобавок некая мания величия. Пациент завел разговор о необычайной близости его отношений с Фрейдом. Это было, утверждал он, скорее похоже на дружбу, чем на профессиональный интерес. Фрейд и в самом деле проявлял столь сильную личную заинтересованность в Человеке-Волке, что даже дал ему совет, который впоследствии сказался самым отрицательным образом. Во время анализа в 1919—1920 гг. пациент хотел возвратиться в Россию, чтобы спасти свое состояние. Хотя в это время в России находились его мать и адвокат, которые, надо думать, достаточно хорошо разбирались в его делах, пациент полагал, что только он в силах спасти фамильное состояние. Фрейд, однако,- и тут пациент разными окольными путями намекал, что Фрейд руководствовался не фактами, а заботой о безопасности пациента,- заявил, что желание ехать домой не более чем защита, и убедил (sic!) пациента остаться в Вене. Хотя последнему, безусловно, льстила такая мотивация, приписываемая им Фрейду, он, тем не менее, горько винил того в утрате своего состояния. С другой стороны, он ни в коей мере не подозревал Фрейда в намеренном ущербе. Возможно, его обвинения Фрейду служили для него оправданием тому, что он принимал денежную помощь от Фрейда. В действительности же возврат пациента в Россию в то время был совершенно исключен. Его отец был известным либеральным лидером, и самого пациента там, безусловно, ждал расстрел.

Через некоторое время, несмотря на то (или благодаря тому), что пациент был закрыт для обсуждения важных тем, между нами установились дружеские отношения. Он предлагал весьма прозрачные сновидения для того, чтобы дать мне возможность продемонстрировать мои способности в их толковании. Таким образом, он укреплялся во мнении, что гораздо лучше чувствует себя в моих руках, чем с Фрейдом; по его словам, сновидения, анализировавшиеся тогда, были путаными и трудными для понимания.