|
173 Жак Лакан Ещё: глава XI — встреча, которая в отношении уровня знания может бесконечно варьироваться, но, так или иначе, создает на мгновенье иллюзию, будто сексуальные отношения перестают не писаться — иллюзию, будто не просто артикулируется, а именно вписывается, вписывается в судьбу каждого нечто такое, благодаря чему то, что могло бы быть сексуальными отношениями, обнаруживает, на краткий миг зависшего времени, у говорящего существа свой призрачный след. Смещение отрицания от перестает не писаться к не престает писаться, от случайности к необходимости — вот он, тот миг зависшего времени, за который всякая любовь цепляется. Ибо всякая любовь, возникая постольку лишь, поскольку что-то перестает не писаться, стремится перенести отрицание, стремится к тому, что не престает писаться, не престает и никогда не престанет. Вот она, та обязанная существованию — не сексуальных отношений, а бессознательного, что не одно и то же — подмена, в которой заключена драма любви и ее судьба. Поскольку пришел час, когда мне приходится с вами прощаться, я не стану сейчас развивать эту мысль — замечу лишь, что сказанное мною о ненависти не связано с плоскостью, где артикулируется овладение бессознательным знанием. Не может быть, чтобы субъект не предпочел о характере этой чисто случайной встречи с другим слишком не любопытствовать. Так что от другого переходит он к его содержимому: бытию. Отношения бытия с бытием далеко не так гармоничны, как, неизвестно почему, уверяет нас испокон веку традиция, где Аристотель, видящий в них высшее наслаждение, подает руку Святому Фоме, для которого они верх блаженства. Полагать так, значит гоняться за призраком. Бытие как таковое — это любовь, которая устремляется бытию навстречу. Не тогда ли, когда любовь устремляется бытию навстречу, происходит превращение его в то, что лишь постольку, поскольку проходит мимо себя (se rate), может собой остаться? Я только что говорил о крысах (rats) — именно это я и имел в виду. Не случайно я выбрал именно крысу. 174 Жак Лакан Ещё: глава XI Сделать из нее единицу ничего не стоит — она и окрыситься не успеет. Я уже наблюдал один раз такое — когда я жил на рю де ля Помп, у нас был консьерж, который бил крыс без промаха (пе les ratait jamais). Его ненависть к крысе в точности равнялась ее бытию. Устремление бытию навстречу — не в этом ли подлинная любовь, крайний ее предел? А подлинная любовь — это открытие, отраженное в бесконечных модуляциях любовной тематики, не психоанализом, разумеется, было сделано, — подлинная любовь выливается в ненависть. — 117 —
|