|
Как продемонстрировал этолог Джон Боулби в книге «Привязанность и потеря», ребенок реагирует на некоторый знак от матери, который действует как стимул для запуска врожденной реакции на ее способность кормить. Материнская забота и ответная реакция ребенка вряд ли формируются, но, скорее, уже существуют врожденно у высших приматов, т.к. биологические модели предполагают одинаковое поведение для всех видов. Мы не можем говорить о душе в этологическом смысле, и если нет возможности доказать существование психики, то психосоматическая эквивалентность не может существовать — только более или менее сложный поведенческий паттерн. Антони Стивене, юнгианский аналитик и сам в прошлом этолог, показал, как этот тип исследований не может объяснить функциональное присутствие архетипа, который наделяет чистый инстинкт значением эмоционально заряженного образа. Психосоматическая эквивалентность далее предполагает, что поведенческий паттерн придает тело тому инстинкту, который стремится к архетипическому образу для своего значения. Стивене расширяет этологический подход к отношениям матери и ребенка, говоря: Я предпочитаю юнгианскую точку зрения, что развивающийся репертуар поведения у обоих — матери и ребенка — представляет стадии в прогрессивной актуализации архетипической системы мать-ребенок... связанные с субъективными переживаниями обоих участников [124]. Он стал отстаивать, что «архетипическая теория позволяет нам придать должный вес сущностной любви и интуитивной природе первичных взаимоотношений» [125]. Стивене цитирует утверждение Юнга о том, что биологический поведенческий полюс в этой эквивалентности усиливается вмешательством архетипа: Но картина однажды меняется, если посмотреть на нее изнутри, т.е. с точки зрения реальности субъективной психики. Здесь архетип представляется как нуминоэный, т.е. он проявляется как переживание огромной важности [126]. Работа Стивенса особенно ценна тем, что помогает нам в поиске некоторого опосредующего принципа между «хорошими» и «плохими» образами первичных отношений, и это приложимо к архетипу отца и другим формам отношений, переживаемым сперва как нуминозные. Он сказал: Школа объектных отношений видит их, например, как «интроецированные» образы матери в противоречивых качествах... Юнгианцы, однако, видят их как символические актуализации архетипов Великой доброй Матери и Ужасной Матери [127]. Наша работа с пациентами в психотерапии является ретроспективной, в ней мы никогда не имеем дело с младенцем и его матерью в одно и то же время, но с детьми и взрослыми людьми, чьи комплексы происходят из того раннего периода. Как Стивене замечает: — 70 —
|