1 Однако то, что на том свете человек наконец избавляется от половых различий, полностью соответствует исполнению там жизненного желания. И те небесные созданья Не задают вопрос, кто здесь мужчина и кто — женщина. [Миньон [в романе Гёте «Ученические годы Вильгельма Мейстера», Книга VIII, 2-я глава].) 156 Такое понимание блаженства отнюдь не является фрагментом бреда Шребера, который возник на ранних стадиях болезни, а затем был элиминирован как невыносимый. Еще в «апелляционной жалобе» (в июле 1901 года) больной в качестве одного из своих великих озарений подчеркивает, что «сладострастие находится в близкой связи — для других людей до сих пор не ставшей заметной — с блаженством душ усопших» [442]'. Более того, мы вскоре узнаем, что эта «близкая связь» представляет собой фундамент, на котором основана надежда больного на окончательное примирение с богом и прекращение его страданий. Лучи бога утрачивают свое враждебное настроение, кактолькоони убеждаются, что вместе с душевным сладострастием могут возникнуть в его теле (133). Сам бог требует искать в нем сладострастие (283) и угрожает убрать свои лучи, если он ослабит заботу о сладострастии и не сможет предложить богу требуемое (320). Эта удивительная сексуализация небесного блаженства производит на нас впечатление, что понятие блаженства у Шребера возникло в результате сгущения двух основных значений немецкого слова: «умерший» и «счастливый»2. Но мы найдем в ней также повод подвергнуть проверке отношение нашего пациента к эротике в целом, к вопросам сексуачьного наслаждения, ибо мы, психоаналитики, до сих пор придерживаемся мнения, что корни любого нервного и психического заболевания преимущественно надо искать в сексуальной жизни, причем одни из нас — руководствуясь собственным опытом, а другие — кроме того еще и теоретическими соображениями. После представленных до сих пор образцов бреда Шребера опасение, что именно паранойяльное заболевание может оказаться столь долго выискиваемым «негативным случаем», в котором сексуальность играет совсем незначительную роль, следует сразу же отмести. Сам Шребер бесчисленное множество раз высказывается таким образом, словно является сторонником нашего предубеждения. 1 О возможном глубоком смысле этого открытия Шребера см. ниже. [По-видимому, эта ссылка относится к с. 172 и далее.) 2 «Мой покойный (seliger) отец» и текст арии из «Дон Жуана» [скорее дуэта «La ci darem»]: «Ах, быть твоим навеки — Как счастлив (selig) буду я!» как крайние представители обоих значений. То, что в нашем языке одно и то же слово употребляется для обозначения столь разных ситуаций, не может, однако, не иметь смысла. — 105 —
|