Между тем эта критика бога и протест против бога наталкиваются у Шребера на энергичное противодействие, которое выражается во многих местах: «Но также и здесь я должен самым решительным образом подчеркнуть, что речь при этом идет лишь об эпизодах, которые, как я надеюсь, завершатся самое позднее с моей кончиной, и что поэтому право насмехаться над богом принадлежит только мне, но не другим людям. Для других людей бог остается всемогущим творцом неба и земли, первопричиной всех вещей и их благополучия в будущем, которому — пусть даже некоторые из традиционных религиозных представлений нуждаются в исправлении — надлежит поклоняться и оказывать наивысшие почести» (333-334). Поэтому снова и снова предпринимаются попытки оправдать поведение бога по отношению к пациенту, которые, будучи такими же изощренными, как и все теодицеи, находят объяснение то в общей природе душ, то в необходимости бога оберегать себя самого, то в сбивающем с толку влиянии души Флехсига (60—61 и 160). Однако в целом болезнь понимается как борьба человека Шребера с богом, вкоторой победа остается за слабым человеком, потому что на его стороне мировой порядок (61). Из врачебного заключения можно было бы легко сделать вывод, что в случае Шребера речь идет о распространенной форме фантазии о спасителе. Данный человек — это сын божий, пред- 1 Также и на «основном языке» Бог не всегда был тем, кто ругался, — иногда он и сам становился объектом ругани, например: «Черт возьми! Подумать только, что Бог позволяет себя снош...» (194). 155 назначение которого — выручить мир из беды или спасти от грозящей ему гибели и т. д. Поэтому я не преминул подробно изобразить особенности отношения Шребера к богу. О значении этого отношения для остального человечества упоминается в «Мемуарах» лишь изредка и только в конце образования бреда. В сущности оно заключается в том, что ни один умерший не может обрести блаженства, пока его (Шребера) персона своей притягательной силой поглощает основную массу божественных лучей (32). Также и открытая идентификация с Иисусом Христом проявляется очень поздно (338 и 431). Попытка объяснения случая Шребера не будет иметь шансов оказаться правильной, если не учесть эти особенности его представления о боге, это смешение черт почитания и протеста. Мы обратимся теперь к другой теме, тесно связанной с богом, — к теме блаженства. Также и у Шребера блаженство — это «загробная жизнь», к которой человеческая душа возносится после смерти благодаря очищению. Он описывает его как состояние непрерывного наслаждения, связанного с созерцанием бога. Это малооригинально, но зато нас удивляет различие, которое проводит Шребер между мужским и женским блаженством. «Мужское блаженство было выше женского, которое, по-видимому, преимущественно состояло в непрерывном ощущении сладострастия» (18)'. В других местах о совпадении блаженства и сладострастия говорится более ясно и без ссылок на половые различия, да и о составной части блаженства — созерцании бога — далее речь не идет. Так, например: «...с природой божественных нервов, благодаря которым блаженство... пусть и не исключительно, но все же по крайней мере одновременно представляет собой необычайно усилившееся ощущение сладострастия» (51). И: «Сладострастие, можно считать частью блаженства, которой исходно наделен человек и другие живые создания» (281), а потому небесное блаженство следовало бы по существу понимать как усиление и продолжение земного чувственного удовольствия! — 104 —
|