|
Ретроспективно можно сказать, что в начале ее анализа бессознательное пациентки точно попалось на тот элемент в ситуации переноса-контрпереноса, который был абсолютно необходим для ее развития и индивидуации. Предварительным условием для проявления ее способности взять инициативу на себя и предпринять независимое развитие было позитивное отношение отца и дочери, в котором отцовская фигура, в отличие от ее реального отца, не выражала авторитарного контроля над ней, напротив, настаивая на принятии инициативы ею, очень часто к ее ужасу, так как дома она привыкла быть ведомой. Дополнительным элементом в игре переноса и контрпереноса было то, что в контрпереносе отец-анимус был значительно более интересен в физическом плане, чем ее воображаемый духовный герой юношества. Это было необходимо, так как ее отношение к своему телу было весьма неразвито, у нее наблюдался перекос в сторону рационального ума. Надеюсь, показал этим примером, что принятие в анализе антитетических ролей на некоторое время может иметь очень продуктивное влияние на аналитический процесс, пока они действительно констеллированны бессознательным. Неоднократно я сталкивался с тем, что ничто не работает, если вы принимаете роль искусственно, например, исходя из неверно понятой симпатии к пациентке. Кроме того, этим примером я хотел продемонстрировать, что простое осознавание этих антитетических ролей, несомненно, недостаточно для их прекращения и что попытки изменения эмоционального климата в переносе и контрпереносе силой имеют слабый эффект. Надеюсь, этот пример разубедит тех, кто все еще верит, что можно проводить анализ с помощью технических схем, заякоренных в персоне. Здесь я хочу упомянуть другую фундаментальную аналитическую проблему, которая, по моему мнению, относится к антитетическому переносу и контрпереносу. Аналитики всегда находятся под влиянием культурного канона окружающих, их коллективных доминант сознания. Следовательно, хотят они того или нет, им не избежать принятия паттернов, соответствующих культурному канону, как нормальных с чувством успокоения, в то время как другие констелляции, не соответствующие реалиям культуры, могут вызвать у них затруднения и ощущение необычности и ненормальности. В большей или меньшей степени мы все склонны воспринимать последнюю ситуацию как патологическую, невротическую или инфантильную, хотя к инфантильным проявлениям неизбежно относятся и те элементы, которые действительно необходимы, чтобы скомпенсировать коллективное сознание, ставшее односторонним. Нам нужно принять и развить эти элементы. В отношении пациента аналитик склонен становиться воплощением коллективного сознания, тогда как пациент в свою очередь начинает представлять коллективное бессознательное. Если аналитик, имеющий обычно больше средств для достижения цели, чем пациент, достигнет в этом успеха, то пациент может развить хорошо адаптированную персону, ядро которой, однако, останется незрелым и неиндивидуированным, так что он в любое время может стать жертвой психических и психосоматических симптомов или развить характерологический невроз. Если же аналитик неуспешен, то анализ обычно прекращается. Пациент остается с его симптомами и теряет шанс для реального развития, изменения и зрелости, которые отнюдь не всегда соответствуют традиционным коллективным нормам. Эта проблема относится не только к темам, имеющим решающее значение для общества (как может показаться на первый взгляд). Она относится и ко множеству форм отношений, слишком легко подверженным патологизирующей ловушке стереотипов, таких как, например, отношения пожилой женщины и молодого мужчины, которым обычно очень быстро и неразборчиво наклеивается ярлык «неразрешенной привязанности к матери». — 119 —
|