Я и другие

Человек с типичными параноидными идеями отношения принимает на свой счет невнятное бормотание толпы на улице. Взрыв хохота за его спиной в баре раздается в ответ на шутку, отпущенную в его адрес. Когда же случается узнать подобного человека поближе, как правило, обнаруживается, что то, что его терзает, это не столько бред отношения, сколько болезненное подозрение, что он никому не нужен, что вообще никто никак к нему не относится.

Все мысли параноика непрерывно занимает и мучает его обычно прямая противоположность тому, что на первый взгляд кажется наиболее очевидным. Его преследует то, что он является центром вселенной для всех остальных, но в то же время он озабочен мыслью, что никогда не был на первом месте в кругу привязанностей какого-либо человека. Он зачастую склонен к одержимости ревностью — той холодной ревностью, которую описал Минковский (1933) в своих исследованиях параноидных состояний — ревностью без любви, возникающей в принципиально отличном от обычного “жизненном” пространстве. Неспособный переживать себя значимым для кого-то другого, он иллюзорно создает для себя важное место в мире других. Другие видят его как живущего в своем собственном мире. Но ирония заключается в том, что это и так, и не так. Ибо присутствует и ощущение, что он живет не то чтобы в собственном мире, но в полагаемом им незаполненном месте, которое он не занимает в мире других. Он кажется глубочайшим образом замкнутым на самом себе, но чем более замкнутым на самом себе он представляется, тем более он пытается убедить себя самого, что является центром их мира.

Молодой человек по имени Питер (Laing, 1960) был одержим чувством вины, потому что он занимает место в мире, даже в физическом смысле. Он не мог осознать, принять для себя как реальность, что он обладает правом как-то существовать для других. Неспособный принять как реальность свое действительное наличие, он заполнял эту брешь в осознании самого себя переживаниями из области фантазии, которые становились со временем все более и более бредовыми.

Характерной особенностью его детства было то, что его присутствие в мире в основном игнорировалось. Когда родители Питера занимались любовью, они не придавали значения тому факту, что он находится с ними в одной комнате. О нем заботились в бытовом отношении, в том смысле, что он был накормлен, одет и никогда физически не изолировался от родителей в ранние годы жизни. Но в то же время с ним постоянно вели себя так, как если бы он “реально” не существовал. Находиться в одной комнате со своими родителями и чувствовать, что тебя игнорируют, не подчеркнуто, а просто от полного равнодушия, было, наверное, хуже физической изоляции. Ибо сколько он себя помнил, за одно только свое присутствие или желание присутствовать для других он испытывал чувство вины и неловкости. Вместо того чтобы принять как реальность ощущение собственного наличия для других, он выработал бредовую форму ощущения своего наличия для других. Он был уверен, что для того, чтобы сделать свое присутствие ощутимым, он должен был бы пойти на такие крайности, что никто бы не захотел иметь с ним дела, так что он стал все усилия в своей жизни направлять на то, чтобы быть никем.