Досье на человека

Затем достает карандаш и пишет на стене крупными буквами: «Я люблю вас, Ольга Андреевна». После чего, медленно пошатыва­ясь, выходит на улицу, достает бумажку с ее телефоном, рвет ее на мелкие клочки, медленно и тщательно, и скрывается в одном из чер­неющих проемов подворотни.

*

И теперь, словно опять пройдя через эту подворотню, Лукин воз­вратился в полутемную комнату и тихо спросил:

— Неужели же и эта история отмечена в моем досье как фактор, приближающий меня к вам?

— А ты как думаешь, приятель?

— Но ведь я был молод.

— Все мы были молоды.

— Это была страсть и... я никого не убил, не ограбил. Я действительно любил эту женщину.

— У-ухты!

— А что в этом предосудительного?

— Ничего.

— Тогда зачем же вы мне показали это?

— А так просто. Чтобы освежить твою память. Впрочем, я в ко­торый раз с тобой заболтался. А между тем уже светает, время пету­хов. Нужно возвращать тебя обратно.

Раздался громкий хлопок, Лукин вновь испытал ощущения сжа­тия и невероятной тоски, затем почувствовал, что куда-то уносится по черному извилистому коридору и в следующий момент осознал себя лежащим в собственной кровати. Рядом, тихо посапывая, спала Лизочка.

ГЕРМАН. СНЫ И СОМНЕНЬЯ

В эту ночь Герману снился тревожный сон, представляющий со­бой смесь кошмара и абсурда, — к нему снова явилась та самая ста­руха, с которой он встречался в самолете и затем в лондонской элек­тричке. Выпятив тощие синюшные губы, она опять бормотала мо­нотонное причитание о грядущем зле. И когда она вперивала в него свой пустой и мертвый взгляд, он ощущал, как из глаз ее излучается неведомая сила, от воздействия которой все тело начинало раство­ряться в нехорошей тяжести и становилось беспомощно слабым. Временами у него возникало отдаленное осознание, что это сон, но быстро исчезало, и погруженный в оцепенение, он не мог ни про­снуться, ни даже пошевелиться внутри этих наплывающих кошма­ров. Иногда из-за спины старухи выплывала фигура странного не­знакомца из Сохо. Она безмолвно улыбалась и наподобие китайско­го болванчика покачивала головой. Впрочем, больше не было ника­ких других сюжетов и других персонажей.

Проснулся Герман рано, разбитый, с гудящей головой. За окном все еще чернело. Светящийся дисплей будильника показывал три часа. Рядом с кроватью смутно вырисовывался расплывчатый силу­эт книжки по мистике, которую врач начал изучать по приезде из Лондона. И он вспомнил, как накануне прочел: «Ночное время меж­ду двумя и тремя часами — время, когда властвуют силы зла».