— Ах, как вы поймали меня. Ну что с вами поделаешь? Хорошо, можете позвонить мне на работу. Вот вам телефон. Спросите Ольгу Андреевну. — Спасибо. — Ну а теперь до свидания. Я устала. И вы идите домой. Ужепоздно. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи. Она идет к подъезду. Он смотрит ей вслед. Вскоре она скрывается в проеме парадного, и он остается один. — Однако уже за полночь. И метель, по-видимому, затевается. Вселенская пляска какая-то. Ветер, обрывки старых афиш и, как было обещано, гололед на дорогах. Ах, черт возьми, какая женщина! Да это волшебная женщина. Я люблю ее! Пусть она не питает ко мне никаких чувств. Я и не в праве требовать и даже просить у нее любви. Я уже был бы счастлив, если бы она снизошла до меня своим разговором со мной или встречей, пусть и недолгой, как сегодня, чтобы только побыть рядом с ней. Я люблю вас, Ольга Андреевна, я люблю вас. И, что интересно, я совсем не ревную ее к ее любовнику. Нисколечки. Эта женщина, полная сладострастного обаяния, создана для любви. И странное чувство, как представлю себе ее в объятиях мужчины, так не ревность, не злоба и грусть подступают ко мне, а сладострастие пронизывает все мое существо. О волшебная Ольга Андреевна. Солидная, дорогая и неприступная. Вы сейчас войдете к себе в квартиру. Вы снимете шубу. Вы взглянете в зеркало, и рот ваш чувственно дрогнет при воспоминании об этом вечере. Потом вы войдете в комнату и станете раздеваться. Блузка, юбка аккуратно лягут на спинку стула. Вы останетесь только в колготках, трусиках и бюстике. Вы еще раз подойдете в таком виде к большому зеркалу и оцените свое тело. Потом вы снимете и бюстик, и колготки, и трусики, и, совсем голая, только домашние тапочки на ногах, еще походите по квартире, а потом накинете халатик и пойдете ставить чай. Я знаю, что так оно сейчас и будет, но я не посмею войти к вам. Самое смелое, на что я решусь, это то, что я сяду на лавочку у вашего подъезда и просижу всю ночь, думая о вас. Потому что домой я идти уже не в силах, но и к вам попроситься я не смею. Уверенно направляется к лавочке. Садится. Закуривает. — А ветер все усиливается. Но мне не холодно. Меня греет ее образ, ее, которую я даже в мыслях не смею назвать Ольгой, не то что Оленькой. Интересно, если б я даже лежал с ней в одной постели, даже в пылу ласки я назвал бы ее, наверно, не иначе как Ольга Андреевна. И как бы это кощунственно ни звучало, я бы очень хотел оказаться с ней в одной постели, чтобы мои дрожащие пальцы снимали с нее трусики и расстегивали бюстгальтер, чтобы мои руки гладили ее теплые бедра. О, одну ночь с ней, а потом можно хоть на следующий день умереть. А если бы я жил с ней, я бы стирал ее белье, гладил, готовил, убирал квартиру, я бы ей служил вернее и преданнее самого верного и преданного пса. Что ж вы со мной делаете, Ольга Андреевна! Да ведь только я для нее ничто. Она даже имени моего не спросила. И телефон дала только рабочий, да и то неизвестно, правильный ли телефон. Даже самому последнему идиоту станет ясно, что делать здесь больше нечего. А я еще на что-то надеюсь, чего-то жду. Пытаюсь заполучить благосклонный кивок судьбы. Но как видно, напрасно. И все же, она сводит меня с ума. Таких женщин я еще никогда не видел. Да и вряд ли увижу. (Резко вскакивает со скамейки). А сейчас мы и решим все разом. Я просто уже не могу находиться в этой безвестности, когда даже надежды все против меня. Прямо сейчас я пойду к ней, и все выяснится. (Опять садится на лавочку). Да, но ведь я не знаю ее квартиры. (Пауза.Через некоторое время). Но это легко выяснить. Уже далеко за полночь. Все окна черные и лишь у нее должен быть свет. (Смотрит вверх на окна.Потом радостно и возбужденно). Вот оно, вот! На втором этаже свет в окне. Я почему-то предчувствовал, что именно на втором. — 63 —
|