Досье на человека

Как бы то ни было, но загадочная зачарованность этих мест на­кладывает свой отпечаток и на здешних жителей, которые, порою сами не ведая того, несут на себе или в себе некую приобщенность к таинственным хитросплетениям бытия.

Ибо быт здесь и бытие неразделимы. Как высказался один мест­ный философ: «Наш быт определяет ваше бытие».

Так изрек один любитель оригинальной мудрости, который при­надлежал к числу тех, кто являлся постоянным посетителем извест­ного салона Николая Павловича, седовласого мэтра в области пси­хоанализа, получившего соответствующее образование за границей. В этом плане он, разумеется, был человеком уникальным и един­ственным в своем роде. Пройдя пятидесятилетний рубеж, он поды­тожил свое существование и пришел к выводу, что прожил хотя и трудно, но совсем не зря. Не сорвав громких оваций, на которые он уповал в молодости, будущий мастер психологического нюанса ре­шил развиваться не в ширь, а в глубь и направил свой интерес внача­ле на бихевиористику, то есть науку о человеческом поведении, а затем и на психоанализ, где и создал себе прочное, солидное и вну­шающее доверие имя.

Разумеется, на первых порах он не мог афишировать свое искус­ство в отрасли, на которую распространялось священное проклятие «ума, чести и совести нашей эпохи», и потому вынужден был де­монстрировать в светлое время суток скромные достоинства образ­цового ординатора одной из психиатрических клиник. Однако бли­же к вечеру он преображался, а к ночи превращался в совсем уж иного человека — вальяжного хозяина подпольного салона, где с компанией единомышленников обсуждал животрепещущие пробле­мы потемок человеческой души или консультировал клиентов (и при этом брал деньги!).

Но время шло своим чередом. Эпоха сошла с ума, потеряла честь и лишилась совести, и салон Николая Павловича вышел из подпо­лья. Официальная идеология согласилась, что брать деньги за свою работу не есть преступление, и Николай Павлович задышал свобод­нее и даже опубликовал несколько работ, касающихся новых подхо­дов к терапии неврозов психоаналитическим методом. И теперь многие начинающие душеведы почитали за честь попасть под его патриаршее крыло, уютно пристроившееся в одном из особняков на стыке Б. Сергиевского и Последнего переулков.

А в этот вечер в зеленом бархате его гостиной расположились вдумчивые интеллектуалы, чьи способности вполне отвечали соб­ственным потребностям.

Наслаждаясь процессом, творил мысль Герман Ростков, извест­ный психотерапевт, автор книг и участник телепередач, молодой че­ловек, чей ум пребывал в состоянии перманентного саморазвития, и склонный к лингвистическим изыскам. Ему благосклонно оппониро­вала Рита, склонная к психологии и сексапильное™. Впрочем, она и была профессиональным психологом и сексапильной женщиной. Матвей Голобородько, поэт — верлибрист некоторых научных вещей не знал, но точно чувствовал их интуитивно, а потому и вписывался органично в этот кружок исследователей человеческой природы.