Черная ночная рубашка. Комплекс слияния и непрожитая жизнь

Есть более хороший способ избежать этого «противоречия». Если тонкое тело понимается как обладающее типологической структурой бутыли Кляйна, тогда «душа» может восприниматься как «нутро» тон­кого тела, но затем она может перейти к его «внешности», как наблю­датель, объективно рассматривающий природу этой плазмы. Таким образом, мы в тонком теле как субъект, и мы суть объекты его процес­сов: тонкое тело содержит в себе душу, а душа содержит в себе тонкое тело. «Противоречие» явно разрешено, как только тонкое тело больше не мыслится как трехмерное пространство сосудов с отдельными внут­ренними и внешними поверхностями, но воспринимается как четырех­мерное пространство бутыли Кляйна (глава третья). Неудивительно, что в бутыли Кляйна можно видеть пространственную природу тонко­го тела, поскольку именно это «тело» являлось объектом трансформа­ции в алхимии. Более подробно о тонком теле в' клинической практике см. в моей книге «Пограничная личность: видение и исцеление». 631991, стр.298

64 Пациентка забеременела, но была столь угнетена своей жизнью в це­-
лом и своим браком, что жалела о беременности и, похоже, игнори­-
ровала ее — курила, принимала лекарства и занималась физкульту­-
рой, как обычно. Затем ей приснился сон о том, что она смотрит на
далекий пейзаж и видит караван цыган. Старая цыганка ткала оде­-
яло, на котором был изображен младенец. Сновидица изо всех сил
пыталась не замечать цыганку, но образ был столь сильным, что его
нельзя было забыть и на следующий день.

Ткачество олицетворяет процесс воображения, который имеет отношение к формированию тонкого тела плода, а архетипическая природа сна указывает на этот акт воображения как на врожденную энергию. Сон пытается скомпенсировать отсутствие подобной энер­гии в эго-сознании сновидицы. В после-утробной жизни ту же фун­кцию продолжают выполнять мечты матери о своем дитяти, а поз­же здоровые объектные отношения помогают дальше формировать и исцелять ткань тонкого тела, которое постоянно бомбардируется внутренними и внешними эмоциональными вторжениями.

65 «Пузырь» Наоми, в котором она была одновременно и субъектом, и
объектом, а я чувствовал себя полностью исключенным, походил на
отголоски «первичного нарциссизма», в котором младенец живет в
изолированном мире без внешнего объекта, что подобно аутисти-
ческому состоянию. Концепция первичного нарциссизма давно уже
сброшена со счетов большей частью психоаналитиков. Однако слу-­
чай Наоми, как и многие другие, заставляет меня думать о том, что
это понятие все еще не лишено смысла.