|
В этих случаях речь никогда не идет об оформленных мифах (или, по крайней мере, очень редко), а скорее о мифологических компонентах, которые можно обозначить из-за их типичной природы как «мотивы», «прообразы», «типы» или «архетипы» (как назвал их я). Архетип ребенка— меткий пример. Сегодня мы вправе утверждать, что архетипы проявляются в мифах и сказках, так же как в сновидениях и психотических продуктах фантазии. Средой их в первом случае является смысловая связь, упорядоченная и по большей части непосредственно понятная, во втором случае — напротив, по большей части она представляет из себя вереницу образов— непонятную, иррациональную и описываемую как бредовая, — вереницу, которая, однако, не лишена смысловой спаянности, пусть и скрытой. У индивида архетипы 'Один пример из практики см. в Seelenprobleme der Gegenwart. S. 161. 'Фрейд («Traumdeutung». 1900. II. Aufl. S.185) поставил в параллель определенные аспекты индивидуальной психологии и предание об Эдипе; он заметил, что «их всеобщую достоверную действительность» можно объяснить сходной инфантильной предпосылкой. Затем настоящая разработка мифологического материала была подхвачена моими учениками (A. Maeder. Arch, de Psychologie. T. VI, 1907. Psychiatr. — Neurol. Wochenschr. Bd.X.; F. Riklin. Psycho-neurol. Wochenschr. Bd. IX. Schriften z. angew. Seelenkunde. H. z. 1908. С. Abraham. Schr. z. angew. Seelenk. H.4. 1909). За ними следует О.Ранк из Венской школы (O.Rank: Schr. z. angew. Seelenkunde. H.4. 1909). В «Wandlung und Symbole der Libido» (1911) я уже тогда осуществил довольно объемное изучение психологических и мифологических параллелей. Ср. мое сочинение: Uber den Archetypen. Zentralbl. far Psychotherapie. Bd.IX. 1936. 348 К. Г. ЮНГ выступают как непроизвольные манифестации бессознатель ных процессов, существование и смысл которых можно раскрыть только косвенно; в мифах же, напротив, речь вдет о традиционных формах, возраст которых чаще всего не поддается оценке. Они восходят к доисторическим временам, к тем духовным предпосылкам и условиям, которые мы можем наблюдать у существующих еще сегодня примитивов. Мифы на этой ступени, как правило, представляют собой родовое учение, которое передается от поколения к поколению путем пересказа. Примитивное состояние духа отличается от цивилизованного главным образом тем, что сознание в puncto протяженности и интенсивности развито гораздо меньше. Главным образом еще не дифференцированы такие функции, как мышление, воля и т. д.; они — предсознательны, в случае мышления это, например, обнаруживается в том, что не мыслят сознательно, а мысли всплывают. Примитив не может утверждать, будто он думает, но «нечто мыслится в нем». Спонтанность мыслительного акта связана каузально1 не с его сознанием, а с его бессознательным. Он не способен также ни к какому сознательному напряжению воли, но он должен наперед повергнуть себя в «настроение хотения» или быть повергнутым: отсюда его «rites d'entree et de sortie»2. Его сознание находится под угрозой могущественного бессознательного — отсюда боязнь магических влияний, которые могут в любое время перечеркнуть его намерение, и потому он также окружен неизвестными силами, к которым он должен как-то приспособиться. При хронически сумеречном состоянии его сознания чаще всего просто невозможно разобрать, что нечто только лишь приснилось ему или он пережил это на самом деле. Самоманифестация бессознательного с его архетипами повсеместно вторгается в его сознание, и мифический мир предков, к примеру мир альира и вугари у австралийцев, существует наравне с материальной природой, если не господствует над ней3. Не тот мир, каким мы — 248 —
|