Наша аналитическая работа была теперь сосредоточена на проецировании садистских импульсов: на мать — изначально, на аналитика — при переносе. Г-жа X . теперь уже могла воспринимать свой собственный садизм. Сперва она говорила: «Я делала только то, чего хотела мать». Позже она плакала: «Я убила этих детей». Интерпретация, что г-жа X . неспособна признать хорошую мать в своем аналитике, в своей матери или в самой себе, помогла ей рассказать о фантазии, которая тайно владычествовала над ней в детстве и никогда не была вытеснена. Согласно этой фантазии не было такого времени, когда ее не существовало. Она просто была Яйцом, сокрытым в материнской утробе и ожидающим оплодотворения спермой отца. Фантазия делала ее участницей родительского соития и собственного зачатия. Отсюда следует, что эта фантазия не только делала ее причиной рака полового члена, от которого скончался отец, поскольку она кусала его член при интромиссии (известное неразличение рта и вагины), но еще и поддерживала первичное единство матери и ребенка, так что становилось неясно: она — это она или собственная мать. Любая беременность г-жи X ., таким образом, угрожала выполнить эдипальное желание, которое не было вытеснено. Оплодотворенное яйцо, плод внутри ее тела, можно было реально изгнать, не ощущая вины: плод представлял собой как опаснейший рак, убивший отца, так и садистские аспекты ее Собственного Я, слитые с теми, которые она проецировала на свою мать. Теперь мы разглядели катастрофу, которая грозила, если ей станет лучше от анализа. Если она сможет принять своих родителей как хороших и способных приносить друг другу удовлетворение (аналогично тому, как ей нужно и невозможно было принять аналитика и себя как хороших и способных к взаимно удовлетворяющим отношениям), тогда ей придется столкнуться с глубочайшим чувством вины за всемогущественную фантазию, разрушившую их брак. Отсюда следует, что в своей всемогущественной фантазии она разрушала также свой собственный анализ. За эту садистскую фантазию, которую она никогда не подавляла, она платила своей жизнью. Сознательно желая достичь взрослых отношений, биологически зрелой женской идентичности, академических успехов, она могла бороться за выполнение своего желания, но сама себе отказывала в этих достижениях. Она еще могла оставаться в живых, но не позволяла себе жить, так как чувствовала, что и ее мать никогда ей этого не позволяла. Стало ясно, что невытесненная инцестуозная сексуальная фантазия (принадлежащая доэдипальной и эдипальной фазе) владела и распоряжалась жизнью г-жи X . Садистское наслаждение, содержащееся в этой могущественной фантазии и в удовольствии от того, что она вредила матери в утробе и причиняла ей боль, влекло ее к выбору чернокожих сексуальных партнеров, физически непохожих на отца, причем таких, которые не хотели детей. Этим путем она разрешала свои амбивалентные желания, возлагая ответственность на партнеров. Таким образом, она могла абортировать нерожденного ребенка, который, кроме вышеназванного, тайно представлял собой эдипального партнера — покойного отца, больного раком, которого она могла абортом разрушить вновь. Сновидение и ассоциации на него, последовавшие за анализом этого материала, открыли нам следующий аспект ее дилеммы. После нашего совместного решения завершить анализ за год (так как г-жа X . должна была вернуться в свою страну) ей приснилось, что она решила сделать аборт. Это было тем более примечательно, что наяву она более не желала ни забеременеть, ни сделать аборт. И вот ей снилось, что после аборта врач показывает ей плод и дает его кровь для теста на родительство. Это выглядит ужасно, но врач делает это, чтобы помочь ей. В ее ассоциациях проявилось, что плод был раковой опухолью, внутренним представителем отца, которого она не могла оплакать и позволить ему уйти, упокоиться с миром. Ни один сексуальный партнер не мог заменить его, так как эмоциональное отделение от отца подтвердило бы его разрушение, аналогично тому, как отделение от матери было бессознательно уравнено со смертью. Плод, который можно было разрушить абортом и заменить новым, был конкретным телесным представителем обоих родителей, которых она и любила, и ненавидела. Начиная с этой точки своего анализа, г-жа X ., размышляя о смерти своего отца, поняла, что раньше она думала: отец так никогда и не отделился от своей матери, и в ее фантазии его смерть равнялась возвращению в утробу матери. Таким образом, смерть и внутриутробная жизнь до рождения были бессознательно уравнены. — 64 —
|