|
С самого начала г-жа X . пыталась установить амбивалентный контрперенос, в котором мы бы воспроизводили садомазохистские отношения. Часто она задерживала плату и никогда не придерживалась установленных выходных. Это была попытка превратить меня в жадную, требовательную, злобную фигуру, которая заставит ее почувствовать себя виноватой за отдельное существование. Улечься на кушетку г-жа X . не могла, но выносила на анализ множество сновидений, которые на этом этапе были богатыми и красочными. Она записывала их в тетрадку, которую приносила с собой на каждый сеанс, и читала их странно невыразительным голоском маленькой девочки. Она и толковала их очень умно, не оставляя места для моего собственного творчества. Моей ролью было смотреть с восхищением, какая она умненькая и как умеет держать под контролем ситуацию — быть пациентом и аналитиком сразу. Это было воспроизведением ее семейной легенды. Она была первым ребенком и внуком, которым все восхищались. Ее мать часто повторяла, что считала ее, ребенка, умнее самой себя. Так повторялась ситуация детского всемогущества и беспомощности. Умненький ребеночек в начале анализа служил прикрытием для чувства тревоги. Сновидения были полезным, плодотворным продуктом, но она не могла рискнуть выслушать мои интерпретации: они могли оказаться критическими нападками, от которых рассыпалось бы на части ее хрупкое Собственное Я. Проверив мою способность быть терпеливой, выдерживать и выносить ситуацию, не превращаясь в деструктивную и контролирующую родительскую фигуру, чего она ожидала от меня, надеясь все же, что этого не произойдет, г-жа X . смогла улечься на кушетку и позволить себе регресс в аналитической ситуации. Многочисленные случаи садизма ее любовника и его контроля над нею потекли передо мной. Она выкладывала их все тем же ровным голоском, а я молча кипела от гнева и жалости к ней, беспомощной жертве его жестокости, и удивлялась — как ей удалось выжить. Создавалось впечатление, что мы вместе заново проходим первичную психологически симбиотическую стадию отношений мать-младенец, в которых невербальные переживания ребенка опосредуются не только материнским ответом данному ребенку, но и ее предшествующим жизненным опытом, и ее настоящим. С этой точки зрения мой контрперенос — в основе которого был мой ответ данной пациентке, а также и моя жизнь — должен был стать самым тонким инструментом, доступным мне для анализа г-жи X . Исходя из нашего понимания аналитической ситуации, большая часть последующей работы была сосредоточена на потребности г-жи X . в эмоциональном слиянии с матерью, несмотря на противоположное желание — быть отдельной и свободной личностью. С детства она рассказывала о всех своих проблемах с родителями своим друзьям и поступала в соответствии с их суждениями, так как ей не оставили возможности научиться судить обо всем самой. «У меня такое чувство, будто во мне нет сердцевины меня самой»,— сказала она. Мы поняли, что ее неспособность продолжать вынашивать свои беременности была симптомом глубинного ощущения потребности оставаться пустой и мертвой. — 62 —
|