С первых дней пребывания в больнице больной стал получать по 20 мг стелазина и 50 мг аминазина в сутки. Состояние постепенно стало улучшаться. Однажды увидел в окно землю, деревья, очень обрадовался —“как впервые народился”. Потом постепенно стала появляться критика, понял, что находится в больнице, исчезли фантазии, окружающее обрело реальность. Познакомился с больными, начал играть в настольные игры. Первое время, когда смотрел телевизор, казалось, что показывают отрывки из снятых им фильмов. Потом это прошло. Дольше всего оставались голоса, особенно по вечерам, однако относился к ним критически, сам называл их галлюцинациями. Потом прошло и это. Охотно, с критикой рассказывает о своем заболевании, припоминает подробности. Подчеркивает, что все его фантазии провоцировались обычно каким-нибудь реальным событием (например, восточный орнамент на пачке печенья вызвал “полет” в Ереван и т. д.). Категорически отрицает, что выбросился из окна под влиянием голосов, не может объяснить, зачем сделал это. Настроение ровное, устойчивое. Память хорошая. Интеллект без заметных нарушений. Внутренние органы без патологии, состояние после оскольчатого перелома обеих пяточных костей с деформацией стоп. Лабораторные данные без патологии. Выписан 3/III 1963 г. Диагноз: шизофрения, онейроидная кататония. Отнесение психоза к группе острых шизоаффективных вряд ли может подвергаться сомнению. Спонтанное начало болезни, характерная клиническая картина (и своей динамике и своем содержании) являются вместе с характером последовавшей ремиссии довольно вескими доказательствами периодического течения психоза. Это подтверждает и наследственная отягощенность сходными острыми психозами. В развитии психоза довольно четко можно выделить этап аффективных нарушений (в виде депрессии с раздражительностью, ухудшением сна и аппетита, утомляемостью, малой разговорчивостью при слабой выраженности чувства тоски). После периода полной бессонницы больному стало труднее соображать, возникли тревога, ожидание беды. Одновременно появились явления ментизма и опасение, что он лишается разума. В это же время наряду с чувством собственной измененности появилось чувство странности и необычности окружающей обстановки. Все эти симптомы, как мы видели, характерны для этапа бредового аффекта. Таким образом, первые два этапа приступа отчетливы и во времени следуют друг за другом. Этап бредового аффекта завершился суицидальной попыткой. В наступившем после этого остром состоянии наблюдались преимущественно те симптомы и переживания, которые характерны для онейроидного состояния. Этап истинного онейроидного помрачения (визуализированные драматические сновидно-фантастические переживания в виде космических полетов и других грандиозных событий) переходил в состояния иллюзорно-фантастического восприятия с перевоплощением обстановки, окружающих лиц и самого себя (палата — это фотонная ракета, преддверие ада; окружающие лица—черти, сам он мертв, превращается в медведя, младенца). Мы считаем важным подчеркнуть, что фантастические иллюзорные переживания у больного возникали чаще всего под влиянием какого-либо внешнего раздражения или ощущения. В данном случае наблюдались характерные для многих больных с глубокой степенью расстройства переживания конца света, гибели всего живого, всемирных катастроф и т. д. — 49 —
|