Острые эндогенные психозы

С декабря 1961 г. состояние изменилось: болела голова, потеряла ко многому интерес, перестала понимать лекции. На работе была вялой, на вопросы покупателей не отвечала или же отвечала грубо.

В январе 1962 г. во время эпидемии гриппа и при разговорах о войне испытывала смутную тревогу, вновь появилась нерешительность, “не знала, нужно ли считать деньги или нет”. По ночам плохо спала, “в голове вертелось много мыслей”. За несколько дней до поступления в больницу перестала спать, стало казаться, что радиопередачи содержат намеки по поводу ее поведения, как правило, упрекающего характера. Подобные же мысли возникали и при чтении газет.

6/II 1962 г. (24 года) но второй раз поступила в психиатрическую больницу.

При поступлении заторможена, на вопросы отвечает медленно, неохотно, кратко, тихим, монотонным голосом. С недоверием смотрит на врача и настороженно и несколько растерянно осматривается кругом. Услышав разговор в соседней комнате, сказала, что. видимо, говорят о ней. Со слезами говорила, что в газетах, радиопередачах, разговорах окружающих чувствует упреки по своему адресу, намеки на то, что она “бездельница, никчемная”. В отделении по ночам не спала. В первые дни в состоянии больной преобладала тревога, страх, растерянность, не могла разобраться, что происходит вокруг, много плакала. Совершила суицидальную попытку. Затем двигательная заторможенность усилилась до степени субступора и ступора. Много лежала в постели или бродила но отделению, никого не замечая вокруг; взгляд отсутствующий, мимика неподвижная.

При обращении к ней медленно поворачивала голову и молча отходила. Стала отказываться от пищи. При осмотре проявляла негативизм (закрывала глаза, с силон сжимала и отводила от себя фонендоскоп).

Было начато лечение аминазином. Моторная заторможенность несколько уменьшилась. Иногда обращалась к врачу и просила задушить ее, заявляя при этом: “Лучше меня, чем папу с мамой”. Оставалась субступорозиой, недоступной. Стала монотонно просить о выписке. Такое состояние продолжалось около месяца. После этого постепенно стала работать (трудовая терапия), отвечать коротко на отдельные вопросы.

В середине марта появились явления лекарственного паркинсонизма, которые быстро были купировапы депакином. В начале апреля перестала просить о выписке, появилась критика к болезненным, переживаниям, но о них рассказывала неохотно.

В таком состоянии 10/V 1962 г. была выписана домой.

Позже о переживаниях острого периода второго приступа больная рассказала следующее. Когда поступила в больницу, казалось, что ее никогда не выпишут. Первые дни не спала ночи напролет. Несколько раз казалось, что началась война, что происходит бомбежка. Эти мысли появились, когда услышала гул самолетов. Когда раздавали лекарства, думала, что это яд. Не всегда верила, что находится в больнице. Некоторых из окружающих принимала за своих знакомых и родных. По взглядам и поступкам окружающих лиц “поняла”, что ее считали Гитлером. Казалось, что она действительно превратилась в Гитлера, трогала свое лицо, чтобы убедиться, что нет усов. Сама “видела Гитлера в одном из врачей” и удивлялась, почему именно ее принимают за него (у врача были темные усы). Возникали мысли, что родители подвергаются пыткам, что отца обвиняют в государственной измене и поэтому просила убить ее, а не родителей. Боялась вытираться белыми простынями и надевать черные чулки, так как белый и черный цвет предвещает смерть. В голове путались мысли, думала, что эти кошмары будут продолжаться бесконечно. Хотела отравиться. Когда слышала голос соседней больной, чувствовала, что находится под гипнозом. Долгое время ощущала скованность движений, особенно рук, гораздо удобнее было держать руки на половину согнутыми, чем разогнутыми. Позже, когда уже понимала, что находится в больнице, иногда казалось во время просмотра телепередач, что они сделаны о ней и о ее сотрудниках. Так, однажды показалось во время передачи о .каком-то преступнике, что окружающие считают ее сообщницей или даже самим преступником. Иногда возникали опасения, что окружающие мужчины готовятся ее изнасиловать. По окончании приступа однажды возникла мысль, что она гипнотизирует медицинских сестер и они делают инъекции другим больным (больной тогда отменили инъекции аминазина).