Заканчивая эту главу, мы должны подчеркнуть, что до настоящего времени изучение психопатий находится еще в стадии собирания материала. Из всех попыток их классификации только теория Кречмера о схизоидных и циклоидных темпераментах и учение об эпилептоидном характере пытаются выдвинуть биологические типы психопатов. Психастенический и истерический характеры наиболее определенны из всех остальных психопатий, но и они представляют из себя суммарные, сборные группы, пока еще лишенные внутреннего единства. Практически важное значение имеет то обстоятельство, что значительная часть психопатов обнаруживает те или другие моральные дефекты, что крайне затрудняет совместную жизнь с нимит даже иногда вообще делает невозможным оставление их на свободе. |
||
ГЛАВА IX ПСИХОГЕНИИ. ИСТЕРИЯ. ПАРАНОЙЯ |
ДУШЕВНЫЕ БОЛЕЗНИ В КАРТИНАХ И ОБРАЗАХ |
|
Обычное представление о душевных болезнях главную роль в возникновении последних отводит душевным потрясениям. Все предыдущее содержание этой книги должно показать читателю, насколько такое представление преувеличено. Однако, психогенные (т. е. имеющие психические причины) психозы все-таки существуют, хотя и занимают более скромное место, чем кажется широкой публике. Они возникают благодаря нарушающему нормальную душевную жизнь влиянию чрезмерно сильных аффектов на психику, силы которой недостаточны для того, чтобы такие аффекты переносить. Во время мировой войны 1914—1918 гг. бывали случаи внезапного помешательства от страха находившихся в окопах участников войны, обычно во время сильного обстрела или непосредственно после разрыва поблизости снаряда. Вот «пример, сообщаемый одним немецким врачом, работавшим на передовом перевязочном пункте. «Почти рядом со стоявшим в окопе Гумлихом разорвался тяжелый снаряд. Вскоре после этого санитар, находившийся поблизости, увидал, что Гумлих производит руками движения как бы игры на пианино. Одновременно он начал петь песни, восклицая в промежутках между ними: «Теперь я иду к отцу, разве вы не слышите, как играет музыка?» Наконец, он стал делать попытки выпрыгнуть из окопа. Только с большим трудом удалось удержать его и отправить на перевязочный пункт. Последний находился в каменноугольной штольне сильно обстреливавшегося горно-промышленного местечка. По дороге туда Гумлих спрашивал каждого встречного санитара, где можно купить картофеля. Он вошел с тревожным, расстроенным выражением лица и нетвердым взглядом, был очень бледен, ломал руки. Сначала он озирался по сторонам, как будто чего-то искал, затем решительно подошел к врачу с вопросом: «Ты Густав?» и затем сейчас же: «Нет, ты не Густав, где же он?». Живо, но монотонным, жалующимся голосом он начинает рассказывать, что послан матерью со своим младшим братом достать картофеля. И вот на улице Густав отбился от него. Дальнейший разговор записан стенографически. «Здесь Фейерверк? И кабель лежит на улице, но ничего не видно, все время падаешь. Нам надо картофеля, только вот нет Густава, он, вероятно, на музыке». — «Где это вы слышите музыку?» — «Да это там, наружи, они производят такой шум, такой ужасный шум! Но что же это Густав так задержался? Только бы он во время пришел, чтобы можно было достать картофеля. Иначе отец будет ругаться. Отец голоден, у нас больше нет хлебных карточек». Все время он осматривается пытливо кругом себя. Врач показывает ему перевязочное свидетельство, на котором рядом с его Фамилией помечено «нервный шок», и спрашивает: «что это значит?». Быстрый ответ: «это членская карточка потребительского общества, мне надо купить картофеля» и т. д. — «Как вас зовут?».—«Это написано на карточке».— «Вы из Лейпцига?» — «Да». — Из этого и дальнейших разговоров видно, что он деревню, где находится пункт, принимает за Лейпциг, деревенскую улицу — за одну из улиц Лейпцига, воронки от снарядов— за ямы для прокладывания кабеля, грохот бомбардировки — за музыку и фейерверк. После внезапного и резкого замечания: «Но ведь здесь же война!» он несколько секунд тупо смотрит пере, л собой, а затем его черты внезапно проясняются, как будто бы он понял. «Криг?.А, Криг на Петерштрассе? да, это торговля, она называется Криг». — «А что на вас надето?» — «Это? Это моя серая летняя куртка». — «А пуговицы на рукаве?» — «Пуговицы? Да, как сюда попали пуговицы? Мне надо достать картофеля»— и опять история с Густавом и хлебными марками. Предоставленный в течение четверти часа самому себе, он стоит посреди оживленного движения переполненной штольни у стены в напряженной позе, с недоуменно раздвинутыми руками и наклоненной головой и смотрит широко раскрытыми глазами на какое-то пятно, представляя при этом картину полного ступора. На снова предложенные ему вопросы он опять начинает монотонным голосом жаловаться относительно картофеля, а на смех, которого иной раз не в состояния были подавить стоявшие кругом него солдаты, он не реагирует вовсе, не обращая внимания также на раненых. — 99 —
|