|
«… Добрая хозяйка умерла; часть ключей, а сними мелких забот перешла к нему. Плюшкин стал беспокойнее и, как все вдовцы, подозрительнее… Старшая дочь… скоро убежала с штабс-ротмистром. В доме стало еще пустее… Во владельце стала заметнее обнаруживаться скупость; сверкнувшая в жестких волосах его седина, верная подруга ее, помогла ей еще более развиться… Сын, будучи отправлен в губернский город с тем, чтобы узнать в палате, по мнению отца, службу существенную, определился вместо того в полк и написал отцу…, прося денег на обмундировку; весьма естественно, что он получил на это то, что называется в простонародии шиш… Старик очутился один… Человеческие чувства мелели ежеминутно, и каждый день что-нибудь утрачивалось в этой изношенной развалине. Случись же под такую минуту…, что сын его проигрался в карты; он послал ему от души свое отцовское проклятие и никогда уже не интересовался знать, существует ли он на свете или нет. С каждым годом притворялись окна в его доме…, с каждым годом уходили из вида ею, более и более, главные части хозяйства, и мелкий взгляд ею обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в свбей комнате…, сено и хлеб гнили; клади и стоги обращались в чистый навоз; мука в подвалах превратилась в камень…, к сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться; они обращались в пыль. Он уже позабывал сам, сколько у нею было чего, и помнил только, в каком месте стоял у него в шкапу графинчик с остатком какой-нибудь настойки, на которой он сам сделал наметку, чтобы никто воровским образом ее не выпил, да где лежало перышко или сургучик…» Пусть читатель вспомнит далее, как при упоминании о школьном товарище— председателе казенной палаты—«на деревянном лице Плюшкина вдруг скользнул какой-то теплый луч — не чувство, а какое-то бледное отражение чувства: явление, подобное неожиданному появлению на поверхности вод утопающего, произведшему радостный крик в толпе, обступившей берег; но напрасно обрадовавшиеся братья и сестры кидают с берега веревку и ждут, не мелькнет ли вновь спина или утомленные бореньем руки — появление было последнее. Глухо все, и еще страшнее и пустыннее становится после того затихнувшая поверхность безответной стихии. Так и лицо Плюшкина, вслед за мгновенно скользнувшим на нем чувством, стало еще бесчувственнее и еще пошлее…» Понятно после всего этого лирическое заключение Гоголя: «Грозна, страшна грядущая впереди старость и ничего не отдает назад и обратно. Могила милосерднее ее, на могиле напишется: «здесь погребен человек»; но ничего не прочитаешь в хладных, бесчувственных чертах бесчеловечной старости.» — 32 —
|