состояния сознания, о чем мы будем вести речь ниже в соответствующей главе. Психотерапевтический нарциссизм — сродни нарциссизму артистическому. Он проявляется, помимо всего прочего, в некритическом отношении к результатам терапевтического воздействия. Давно было замечено, в том, что касается результатов лечения сплошь и рядом имеют место несомненные искажения действительного положения дел. Известные интервью К. Обхольцер с “человеком-волком”, поставившие под сомнение терапевтический успех фрейдовского анализа, показывают, что даже исключительно щепетильный Фрейд был склонен к серьезным преувеличениям в том, что касается его собственной терапевтической успешности (K. Obholzer, 1980). Профессиональная нарцистическая защита, бегство от нарцистических травм делают любого терапевта весьма близоруким в оценке собственных неудач, очень зорким при поиске положительных изменений в процессе терапии, а, кроме того, очень изобретательным в объяснении причин отсутствия успеха. Помимо, так сказать, индивидуального нарциссизма мы можем говорить, естественно, и о нарциссизме школьном, который проявляется во всех известных феноменах школьного изоляционизма, агрессии по отношению ко всем остальным школам. В лингвотеоретическом плане “школьному” нарциссизму может соответствовать “школьный” же солипсизм. Этот солипсизм наиболее заметен в терминологической плоскости. Концептуальная терминология, принятая в рамках одного какого-нибудь направления, неизбежно формирует сознание тех, кто оказался включенным в это теоретическое пространство, в духе гипотезы лингвистической относительности Э. Сепира и Б. Уорфа, согласно которой, как известно, структура языка определяет структуру мышления и способ познания окружающего мира. Понятно, что терминологические системы, принятые в различных психотерапиях, делают невозможным, или по меньшей мере серьезно затрудняют коммуникацию в профессиональном сообществе. Создание языка, адекватно описывающего основные реалии психотерапевтической деятельности, — несомненно, одна из насущных проблем сегодняшнего дня, и наше исследование направлено не в последнюю очередь на решение этой задачи. Опасения, что перевод терминологии, закрепленной за конкретными терапиями, на “межконфессиональный” язык ущемит так или иначе нарцистические интересы школьных психотерапевтов, не должны здесь приниматься во внимание. Но в общем и целом психотерапевт находится в несравненно более выгодном положении, чем описанный М. Мамардашвили с соавторами философ классической эпохи (см. выше). Если — 37 —
|