Европейский философско-мировоззренческий дискурс складывался в новейшее время под исключительно сильным влиянием фаллоцентрического мировоззрения, каковое находит свое выражение в декартовском противопоставлении субъекта объекту, в фихтеанском активном Я, в трансцендентальной воле А. Шопенгауэра, в воле к власти Ф. Ницше, в их психологических последователях, таких, как З. Фрейд и А. Адлер и т. д. Крушение системы европейских ценностей после двух мировых войн есть на самом деле крушение фаллоцентрического мировоззрения. Нет никаких сомнений в преемственности по линии Р. Декарт — А. Шопенгауэр — Р. Вагнер — О. Вейнингер — Гитлер (Освенцим). Как известно, катастрофа произошла при движении европейской культуры по этому пути. Известное высказывание Т. Адорно о невозможности существования культуры после Освенцима следует перетолковать, а именно как констатацию немыслимости именно маскулинноориентированной культуры. Подавление фемининного, как условие существования культуры, неизбежно должно уйти в прошлое. Безусловно, это не должно быть связано с приходом так называемого матриархата как общественной формации. Самое главное — это внутренние перемены в правильном направлении у представителей обоего пола. Вагино- и маммацентрическое мировоззрение предполагает картину мира с отсутствием границ, препятствий, натуги. “Если фаллоцентрическое по своей природе ограничено, напряжено и порывисто, то фемининное — упруго и плавно” (“Универсальность фемининного”). Маскулинное, согласно В. Роштадт, создает надрывы и судороги, отсюда и все невротические конфликты. Мужское экзистенциальное движение направлено на разрыв ткани существования. Результат этого движения — пустоты и разрушения, порождающие потребность заполнять их, чинить, восстанавливать. Наоборот, фемининное смягчает надрывы, сшивает разрывы, сглаживает швы и вводит их в русло плавного, спокойного, естественного, ненатужного движения. Женское и так несет в себе весь мир в его целостности, в то время как мужское концентрируется на парциальном. Эта парциальность компенсируется беспокойством, порождающим экзистенциально-двигательную активность. Она призвана компенсировать невозможность относиться к миру как к изначально целому. Маскулинное движение по-фаустовски и дон-жуански направлено в сторону гегелевской дурной бесконечности. В присутствии фемининного это бесплодное натужно-жадное фаллоцентрическое стремление выглядит кричаще нелепым и откровенно бессмысленным. Смысл путешествиям Одиссея придает только многолетнее ожидание Пенелопы. — 282 —
|