замещается обвинением <евреи ненавидят меня>, <являют- ся извечными врагами немецкого народа>. <Я тебя нена- вижу> трансформируется в <ты меня ненавидишь>, <хо- чешь меня уничтожить>, <стало быть, чтобы защитить себя, я должен тебя уничтожить>; <если сейчас нам не удастся уничтожить еврейство, то когда-нибудь евреи уничтожат немецкий народ>. Если приведенные высказывания Гиммлера были в определенном смысле репрезентативными для способа мышления немецкого народа в тридцатые и сороковые годы, то соответственно психиатрическим критериям можно бы думать о коллективной бредовой установке. 69 <Теперь я был спокоен, что резня минует нас всех и что жертвы до последней минуты будут избавлены от страданий>. Об ужасах лагеря пишет: <Видел все слиш- ком подробно, иногда даже чересчур реально, но я не имел права этому>- поддаваться. Ввиду конечной цели - необходимости выиграть войну - все, что гибло по пути, не должно было препятствовать моей деятельности и долж- но было считаться неимеющим значения>. Как видим, позиция Гесса в отношении массового унич- тожения людей, непосредственным исполнителем которого он стал, была ясно определена, и представление о правиль- ности этой позиции относительно конечной цели - выиг- рать войну - не вызывало в нем ни малейшего сомнения. К зрелищу ужасов он привык уже с 14 года жизни настолько, что достаточно быстро адаптировался к повсед- невным освенцимским <зрелищам>. Он был привычен к ним настолько, что не видел их. Он узнал о них, как он пишет, лишь во время своего процесса. О цыганах пишет с большой симпатией, и приказ Гим- млера об их уничтожении был ему неприятен, но приказ есть приказ. <Врачи согласно приказу рейхсфюрера СС должны были ликвидировать деликатным способом боль- ных, а особенно детей. Они [цыгане] питали такое дове- рие к врачам. Нет ничего более тяжелого, нежели необхо- димость выполнить эту задачу с холодным сердцем, без жалости, без сочувствия>. К евреям не питал симпатии, но, как он утверждал, не испытывал к ним и чувства ненависти. <Хотел бы еще отметить, что лично я никогда не чувствовал ненависти к евреям. Считал их, правда, врагами своего народа, но именно потому полагал, что их надлежит трактовать на равных с другими узниками и так же с ними поступать. Чувство ненависти вообще мне чуждо>. Ликвидацию евреев он считал своим величайшим граж- данским долгом, ибо такой приказ он получил от Гиммлера — 53 —
|