Психопатоподобные расстройства выражались в появлении и быстром нарастании истероподобных, эксплозивных или даже гебоидных проявлений (чаще всего в наиболее грубой форме это сказывалось по отношению к родителям). Инициальная симптоматика выражалась также в нарастающей эмоциональной холодности по отношению к близким, снижении успеваемости, сужении круга интересов, а также в определенном своеобразии поведения, которое А. Пильц (1930) называл «надменным противлением всякому авторитету». Затем к этой первоначальной симптоматике присоединялся синдром дисморфомании. Что касается дисморфоманических расстройств, отмеченных у больных с неблагоприятно протекающей шизофренией, то здесь следует отметить следующие особенности: эпизодическое появление этих расстройств обычно в виде синдромально почти неочерченных образований, а также часто отмечаемый полиморфный характер бреда. Этот полиморфизм выявлялся либо одновременно, либо (что было значительно чаще) последовательно. Например, больной одновременно жаловался на «уродство» лица и «короткие, как у кретина, пальцы» или, при последовательной смене тематики бреда, идеи «уродства» подбородка сменялись убежденностью в «безобразности» ног, затем ушей и т. д. Клиническая завершенность и определенная стойкость синдрома дисморфомании отмечалась только в случаях юношеской параноидной шизофрении. Особенностью синдрома дисморфомании у этих больных было довольно частое возникновение идей физического недостатка вторично— вслед за возникающими ранее немотивированными идеями отношения. Нередко отмечалось и возникновение бреда уродства по парадоксальным механизмам. Стремление к «исправлению недостатка» у больных этой группы также отличалось некоторой особенностью: мероприятия по «исправлению уродства» у них довольно быстро теряли всякий внутренний смысл, подчас приобретая характер своеобразных стереотипии уже без прежнего бредового содержания. Например, если больной с убежденностью в уродстве черепа первое время старался «замаскировать дефект» постоянным смачиванием волос водой («чтобы голова хоть немного казалась бы меньше и не так походила на рахитическую»), то с течением времени эти систематические смачивания волос приобрели у больного характер простых, стереотипно повторяющихся двигательных актов. В такие же двигательные стереотипии у больных превращалось прежде целенаправленное стремление поднимать на людях руку к лицу, быстро вертеть головой и т. д. Кроме того, высказывания больных по поводу «исправления» нередко уже с самого начала отличались нелепостью и вычурностью- так, один больной заявлял, что ему «приятнее было бы иметь синий нос, чем красный», другая больная — что она предпочла бы быть совсем без ушей, чем иметь «такое уродство», и т. д. Довольно скоро подобной нелепостью начинали отличаться не только высказывания больных в отношении «методов исправления», но и в отношении оценки своего состояния в целом. Парадоксальные и нередко амбивалентные заявления таких больных выражались, например, в том, что больной, жалующийся на уродливый нос, в то же время говорил о желании стать актером и «играть роли первых любовников»; другой, считающий свое лицо уродливым, тут же сообщал, что он пользуется необычайным успехом у девушек и «вообще напоминает им Печорина». — 108 —
|