|
Эго—иллюзия, и нетрудно понять, почему почти все, кому приходилось размышлять об этих вопросах, очутились в ее власти. Ее творит людское нетерпение, надежда взглянуть, хотя бы через телескоп истории, на великий процесс природной эволюции, недоступный непосредственному наблюдению. Надежда эта не исполнилась. Трезвое и объективное изучение исторических фактов не дало никаких результатов, которые могли бы оправдать оптимизм Pelmann'а. Почти все крупные историки, многие антропологи и философы новейшего времени—назовем Gobineau, Lotze, Ranke, Treitschke, Lorenz'a—отвергли идею прогресса, a Galton высказал даже взгляд, что по одаренности мы значительно уступаем эллинскому народу в периоде его процветания. Это могло бы быть верно, и все-таки кривая человеческого интеллекта могла бы в целом идти в гору, и поэтому больший вес, чем значение такого единичного сравнения, принадлежит общему суждении? Lorenz'a, что исторический человек остался по существу все тем же. что он не изменился ни физически, ни духовно. Впечатление прогресса основано на том, что каждое поколение опирается на плечи предыдущего и в готовом виде перенимает его достижения, в частности достижения технические. Рост интеллекта вытекает из исторических фактов столь же мало, как и повышение нравственности (Sehemann), и возможно, что величайшие достижения человечества в роде, напр., открытия приготовления огня, относятся к самой ранней поре его развития (Morgan). Так, Chamberlain не без права смеется над «химерой прогрессирующего и регрессирующего человечества». Конечно, совершенно верно, что если нельзя усмотреть прогресса человечества за исторический период, то в таком случае почти исключена также и возможность его вырождения. Даже если допустить, что все народы родственной нам культуры должны неизбежно погибнуть вследствие «искоренения лучших представителе!» и благодаря уменьшению всего населения, то все-таки в течение необъятных промежутков времени они могли бы быть заменяемы другими расами, полными запасов свежей энергии. Но даже если бы эти резервы были, действительно, исчерпаемы, то конечной гибели всего человечества пришлось бы опасаться лишь в том случае, если бы наши культурные формы можно было считать однозначащими со всякой культурой вообще. Пример Китая показывает, что не всякая цивилизация влечет за собой вымирание народа («Vulkertod»), и это одно уже говорит за то, что все эти опасения совершенно не относятся к судьбе всего человечества в целом. «За человека, как такового, нам нет нужды тревожиться» (Hoche). — 73 —
|