Примером может служить 60-летний больной маниакально-депрессивным психозом, до этого несколько раз переносивший достаточно типичные депрессивные фазы, во время которых он испытывал витальную тоску, напряжение, высказывал идеи виновности (плохо заботился о семье, не уделял внимания жене и сыну, все время проводил на работе, а работал плохо, допускал ошибки в руководстве вверенным ему предприятием и т. п.). Последняя фаза начиналась сходным образом, и больному в амбулаторных условиях было начато лечение небольшими дозами мелипрамина (100…150 мг/сут). Несмотря на нарастание тревоги, продолжалась та же терапия, противотревожные средства не назначались. Через несколько дней больной был помещен в клинику в состоянии раптуса. За эти дни изменился характер депрессивных идей. Мысли о виновности перед семьей отошли на задний план, в основном высказывания касались работы: он обвинял себя в том, что из-за него сорвется важный заказ, что это нанесет большой ущерб государству. Затем он стал говорить о необходимости наказать его за халатность, затем слово «халатность» заменилось «преступлением». Больной стал ожидать ареста, испытывал страх,- «могут расстрелять», боялся за сына — «теперь его уволят с работы или арестуют». При поступлении в больницу мотив вины в бреде почти не звучал, его главным содержанием стал страх перед арестом и за судьбу сына. Отмена мелипрамина и назначение тизерцина привели к снижению тревоги и «типизации» депрессии, причем вновь появились идеи виновности. В дальнейшем лечение большими дозами амитриптилина привело к купированию депрессии. Изменение бредовых идей в этом и других аналогичных случаях происходило по схеме: «я виноват» — «я виноват и заслуживаю наказания» — «я заслуживаю наказания и ожидаю его» — «я заслуживаю наказания, но не такого жестокого» — «неужели я заслуживаю такого страшного наказания, за что страдает ни в чем не виновная семья?!». Тревога участвует в образовании депрессивных идей малоценности и виновности. Как видно из данных табл. 2, после введения седуксена с редукцией тревоги в наибольшей степени было связано уменьшение интенсивности депрессивных идей. Вопрос о природе и структуре идей виновности при эндогенной депрессии до сих пор остается неясным. Обращает на себя внимание то, что часто их фабула бывает на удивление малозначительной. Пожилая женщина, прожившая долгую и трудную жизнь, в которой, по ее словам, «было всякое», считала себя преступницей из-за того, что в начале 20-х годов, в 17-летнем возрасте, работая секретаршей у нэпмана, оставила себе сдачу после посылки телеграммы и купила на нее фисташковое мороженое. Другая больная требовала суда над собой за то, что в 1918 г. во время голода в Петрограде купила в деревне валенки, а затем перепродала их немного дороже. Еще одна пожилая больная маниакально-депрессивным психозом обвиняла себя в том, что мало уделяла внимания детям, не воспитывала их, не дала образования, из-за чего сын отставал в умственном развитии. Позже выяснилось, что в молодости она заразилась сифилисом и именно с этим связывали болезнь сына. Больной, обвиненный в свое время в грубом злоупотреблении властью и уволенный из-за этого со службы, обвиняет себя в том, что из-за переутомления и бессонницы он работал слишком мало. Еще один больной, в прошлом осужденный за хулиганство и воровство, обвинял себя в симуляции и безволии. — 30 —
|