15В этот день дул резкий, обжигающий южный ветер, пришедший к нам из-за моря, с африканских песков. Облака тончайшей пыли вихрем кружились в воздухе, проникая в горло и лёгкие. Песчаная пыль скрипела на зубах, жгла глаза, нужно было плотно закрывать двери и окна, чтобы съесть кусок хлеба. Было душно. В эти гнетущие дни, когда начиналось движение соков, я тоже был охвачен весенней болезнью. Вроде бы усталость и волнение в груди, мурашки по всему телу, томление - или воспоминание? - по какому-то простому, но огромному чувству. Я пошёл по каменистой горной тропе. Мне вдруг захотелось добраться до небольшого минойского поселения, проступившего из-под земли спустя три или четыре тысячи лет и снова гревшегося под столь любимым солнцем Крита. Возможно, говорил я себе, что после нескольких часов ходьбы усталость снимет моё весеннее недомогание. Серые голые камни, какая-то светлая нагота, суровые и пустынные горы были такими, какими я их любил. Сова, ослеплённая ярким светом, щурила свои круглые жёлтые глаза, усевшись на камне, серьёзная, очаровательная и полная тайны. Хотя я шёл тихо, она испугалась, бесшумно взлетела и исчезла среди скал. В воздухе пахло тимьяном. Первые нежные жёлтые цветы утесника уже распускались среди колючек. Добравшись до руин городища, я был потрясён. Видимо, уже наступил полдень, развалины заливал отвесно падавший свет. В старых, разрушенных поселениях это самое опасное время. Воздух как бы наполнен криками и привидениями. Стоит хрустнуть ветке или проскользнуть ящерице, пролететь облаку, бросив тень, и вами овладевает паника. Каждая пядь земли, попираемая вами, - это могила, в которой стонут мёртвые. Постепенно мои глаза привыкли к яркому свету. Среди камней я различал теперь следы человеческих рук: две широких, мощёных блестящими плитами, улицы. Направо и налево узкие кривые проулки. В центре круглая площадь, агора и совсем рядом, с какой-то демократичной снисходительностью находился царский дворец со сдвоенными колоннами, широкими каменными лестницами и многочисленными пристройками. В центре городища, там, где камни были совсем истёрты, должен был возвышаться храм, ныне осталась лишь статуя богини, груди у неё смотрели в разные стороны, а руки были обвиты змеями. Кругом виднелись небольшие лавки и мастерские ремесленников - столярные, гончарные, давильни для оливок, кузницы. Настоящий муравейник, умело построенный, хорошо защищённый и приспособленный, обитатели которого покинули его тысячи лет тому назад. В одной из лавчонок ремесленник высекал амфору из цельного куска камня с прожилками, но не успел её закончить: резец выпал из его рук и нашёлся тысячи лет спустя рядом с неоконченным произведением. Эти вечные, глупые и бесполезные вопросы: почему? для чего? снова приходят на ум и лишний раз отравляют вам душу. Недоделанная амфора, которая вобрала радостный порыв, неистовство художника, наполнила меня горечью. — 122 —
|