|
— Я ужасная мать. Я совершенно не умею обращаться со своим сыном. Доктор Тэйер снова перевела взгляд на Макса. — А мне кажется, ты неплохо справляешься, — ответила она, — хотя одного свитерка ему вполне хватило бы. Кофточка — это уже лишнее. Я поморщилась, понимая, что опять сплоховала. Как же я себя за это ненавидела! — Когда я стану все делать правильно? — начала я бомбардировать ее вопросами. — Когда я стану прежней? Когда я начну любить его, а не бояться? Доктор Тэйер подвела меня к смотровому столу. — У тебя для этого есть вся жизнь, — ответила она. Когда доктор Тэйер вышла, мои щеки все еще были мокрыми от слез. Мне было ужасно стыдно. Я повела себя как последняя дура. Я вышла из офиса, не попрощавшись не только с беременными женщинами в приемной, а и с Мэри, продолжавшей окликать меня, несмотря на то, что за мной уже захлопнулась входная дверь. Я дотащила Макса до парковки. С каждым шагом люлька становилась все тяжелее, а ручки сумки с подгузниками больно резали второе плечо. Оттого, что я так сильно перекосилась на один бок, у меня нестерпимо болела спина. Макс все еще спал, и это было настоящим чудом. Я мысленно обратилась к Пресвятой Деве, умоляя ее о помощи. Мне казалось, что уж она-то должна меня понять. Всего полчаса, твердила я, и мы будем дома. Всего полчаса, и тогда пусть он просыпается, и я его покормлю, и мы вернемся к своей привычной жизни. На парковке дежурил парнишка с черной, как уголь, кожей и белозубой улыбкой. На плече у него висел кассетный магнитофон. Я отдала ему талон, а он вернул мне ключи от машины. Я очень осторожно открыла пассажирскую дверцу и поставила люльку с Максом на сиденье, закрепив ее ремнем безопасности. Я и не подозревала, что умею так тихо закрывать дверцу. Потом я обошла машину и открыла свою дверцу. В это мгновение парковщик включил радио. Из него вырвался горячий ураган рэпа, пошатнув машину, встряхнув облака в небе и асфальт у меня под ногами. Парень покачивал головой и шаркал ногами, танцуя хип-хоп между оранжевыми парковочными линиями. Глаза Макса распахнулись, и он истошно заорал. Я впервые слышала, чтобы он так громко плакал. — Ш-ш-ш… — пыталась успокоить его я, гладя по вспотевшей головке с красной полосой на лбу, оставленной капюшоном свитера. — Ты же у меня такой хороший мальчик. Я завела машину и начала пробираться к выезду с парковки, но это расстроило Макса еще сильнее. Он спал так долго, что наверняка ужасно проголодался, но я не хотела кормить его прямо здесь. Надо поскорее добраться до дома, твердила я себе, и тогда все будет хорошо. Обогнув ряд припаркованных машин, я выехала на прямую, ведущую непосредственно на улицу. Макс посинел и, зайдясь в крике, начал задыхаться. — 145 —
|