Забрать любовь

Сегодня утром у меня было настоящее приключение. Я впервые отправилась куда-то с Максом одна. Только он и я. Если честно, один раз мы с ним уже выбирались из дома, но тогда у меня ушел целый час только на то, чтобы собрать сумку с подгузниками и прочими мелочами, а потом установить в машине детское сиденье. К тому времени, как мы доехали до конца квартала, он зашелся таким криком, требуя грудь, что я решила вернуться, а в банк отправить Николаса, когда он приедет домой. Вот так и вышло, что целых шесть недель я провела в заточении в собственном доме, находясь в рабстве у крошечного тирана, который просто не мог без меня жить.

Целых шесть недель я спала только тогда, когда позволял Макс. Все остальное время я меняла ему подгузники, купала и вытирала его и позволяла ему пить из меня молоко. Я посвящала Максу столько времени, что уже начала молиться о том, чтобы он хоть ненадолго заснул и хотя бы на десять-пятнадцать минут оставил меня в покое. Когда это случалось, я просто сидела на диване, глубоко дышала и пыталась припомнить, чем я заполняла свои дни до рождения Макса. Я никак не могла понять, как столь глобальные перемены могли произойти так быстро. Только что Макс был внутри меня , существовал только благодаря мне , питался из моего кровотока и моего тела, и вот уже наши роли поменялись, и я стала простым приложением к нему .

Я положила Макса на спину в манеж, где он тут же схватил черно-белую открытку и сунул ее угол себе в рот. Вчера ко мне приходила женщина из «Ла Лече»[7]. Ее прислали из больницы, где я рожала, чтобы убедиться в том, что я достойно справляюсь со своей задачей. Я неохотно впустила ее в дом и провела в гостиную, по пути ногой запихивая под мебель игрушки, слюнявчики и старые журналы. Я ожидала, что она начнет указывать мне на толстый слой пыли на каминной полке, переполненные мусорные пакеты или отсутствие предохранителей на электрических розетках.

Но она не обратила на беспорядок никакого внимания, а прямиком направилась к манежу Макса.

— Какой милый! — заворковала она, склоняясь над манежем, и я подумала, что она, наверное, говорит это обо всех младенцах без исключения.

Я и сама когда-то верила в то, что все маленькие дети хорошенькие, но теперь знала, что это не так. Еще в больнице я обратила внимание на то, что Макс самый красивый ребенок во всем детском отделении. У него были черные как смоль взлохмаченные волосы и голубые глаза, которые смотрели на мир холодно и требовательно. Глядя на него, никто не сомневался в том, что перед ними мальчик. И еще он был так похож на Николаса, что даже я порой застывала перед ним в изумлении.