— Неужели ты не видишь? — восклицал Гидеон, который словно светился изнутри. — Мы предназначены друг для друга. Может быть, и так. Но какой ценой? Ценой его брака. Моего. Жизни Грейс. Тем не менее мы вслух рисовали радужные картинки. Я хотела взять Гидеона с собой в Африку, чтобы он мог полюбоваться тем, какими невероятными созданиями были слоны до того, как люди их сломали. Гидеон хотел перебраться на юг, откуда был родом. Я вспомнила о своей мечте сбежать с Дженной, но на этот раз я представляла себе, что Гидеон отправится с нами. Мы притворялись, что близки к решению всех вопросов, но на самом деле все стопорилось из-за двух проблем: он должен был признаться теще, я должна была обо всем рассказать мужу. Оттягивать до бесконечности было нельзя — становилось все сложнее скрывать изменения, которые происходили с моим телом. Однажды Гидеон нашел меня в сарае с азиатскими слонами. — Я рассказал Невви о ребенке, — сообщил он. Я застыла. — И что она сказала? — Сказала, что каждый должен иметь все, что заслужил, и ушла. «Все, что заслужил» — это было серьезно. Это стало реальностью, а значит, если Гидеону хватило смелости поговорить с Невви, я должна собраться духом и поговорить с Томасом. Невви я не видела целый день, да и Гидеона, к слову сказать, тоже. Я нашла Томаса и ходила за ним от вольера к вольеру. Приготовила ему ужин. Попросила помочь мне обработать ногу Лилли, хотя обычно делала это с Гидеоном или Невви. Вместо того чтобы избегать мужа, как делала все эти месяцы, я расспросила его о заявлениях о приеме на работу, которые он получил, и поинтересовалась, принял ли он решение кого-то нанять. Я полежала с Дженной, пока она ни уснула, а потом отправилась к мужу в кабинет и уселась читать там статью, как будто совершенно естественно, что мы сидим в одной комнате. Я боялась, что Томас может меня выгнать, но он улыбнулся — протянул оливковую ветвь. — Я уже и забыл, как хорошо было раньше, — признался он. — Когда мы работали рука об руку. Согласитесь, что решимость — вещь хрупкая. У вас могут быть наилучшие намерения, но как только в них появляется тонюсенькая, с волосок, трещинка, лишь вопрос времени, когда она разлетится на куски. Томас плеснул себе в стакан шотландского виски, во второй налил мне. Свой я оставила на столе. — Я люблю Гидеона, — напрямик заявила я. Его руки замерли над графином. Он взял стакан, выпил одним махом. — Ты полагаешь, я слепой? — Мы уезжаем, — сказала я ему. — Я беременна. Томас закрыл лицо руками и зарыдал. Мгновение я смотрела на мужа, раздираемая желанием его успокоить и ненавистью к себе за то, что довела его до этого состояния: сломленный человек с дышащим на ладан заповедником, жена-изменница и психическое расстройство в придачу. — 237 —
|