Уроки милосердия

— Одно не исключает другого, — любезно добавляет Лео. И сразу же переводит разговор с обсуждения моей персоны на результаты последних выборов.

Необычная роскошь — знать, что кто-то готов тебя поддержать. В отличие от Адама, которого я перед всеми защищала, Лео без всяких усилий защищает меня. Он знает, что может меня расстроить, еще до того, как это происходит, и, словно супергерой, отводит мчащийся навстречу поезд, пока не произошла катастрофа.

Сегодня утром, когда Пеппер и Саффрон уезжали, я приготовила им в дорогу коробку шоколадных круассанов. Сестры целуют Лео на прощание, и я провожаю их до взятой напрокат машины. Пеппер крепко меня обнимает.

— Сейдж, не упусти этого нациста. Хочу узнать, чем все закончится. Ты мне позвонишь?

Насколько я помню, сестра впервые просит меня позвонить, а не высказывает критические замечания.

— Обязательно, — обещаю я.

Когда я возвращаюсь, Лео как раз закончил говорить по телефону.

— Мы можем взять машину по дороге в больницу. Потом, пока ты будешь забирать Джозефа… Сейдж, что с тобой?

— Начнем с того, что я не привыкла ладить с сестрами.

— Ты делаешь из них Сциллу и Харибду, — смеется Лео. — Они просто обыкновенные мамочки.

— Тебе легко говорить. Ты их очаровал.

— Я слышал, что умею очаровывать женщин семьи Зингер.

— Прекрасно, — отвечаю я. — В таком случае воспользуйся своей магией и загипнотизируй меня, чтобы я не провалила дело.

Он обходит стол, разминает мне плечи.

— Ты ничего не провалишь. Хочешь, еще раз все повторим?

Я киваю.

Мы раз пять репетировали эту беседу, несколько раз с использованием записывающей аппаратуры, чтобы удостовериться, что все работает. Лео играет роль Джозефа. Иногда он закрывается и молчит. Я говорю, что начинаю бояться, что если скрепя сердце соглашусь его убить, то мне нужно думать о каком-то конкретном совершенном им преступлении, а не о геноциде вообще. Что мне необходимо видеть лицо и слышать имя одной из его жертв. Пока в каждом сценарии я заставляю его признаться.

С другой стороны, Лео не Джозеф.

Я глубоко вздыхаю.

— Спрашиваю, как он себя чувствует…

— Хорошо. Или любой другой вопрос, который прозвучит естественно. Не нужно, чтобы он видел, что ты нервничаешь.

— Отлично.

Лео опускается рядом со мной на стул.

— Я хочу, чтобы он раскрылся без давления извне.

— Что мне говорить о бабушке?

Он колеблется.

— Я бы посоветовал тебе вообще не упоминать имени Минки. Но ты уже сказала, что в семье у тебя кто-то умер. Поэтому импровизируй. Даже если упомянешь ее имя, не говори, что она выжившая узница концлагеря. Не знаю, как он к этому отнесется.