Уроки милосердия

— Я думала, все кончено, некому опознавать Райнера Хартманна в Джозефе Вебере.

«Неправда!»

Это предупреждение красным сигналом проносится по полю моего мысленного сражения.

Без показаний Минки убийство Дары невозможно связать с Райнером Хартманном. Но узница концлагеря — не единственный свидетель этого правонарушения.

Там был и сам Райнер.

Если заставить его признаться в инциденте, который отражен в эсэсовских документах, — успех гарантирован.

— Есть еще один способ, — говорю я. — Но без тебя, Сейдж, не справиться.

Она садится на диван, рассеянно гладит собаку.

— Ты на что намекаешь?

— Мы могли бы надеть на тебя микрофон и записать ваш разговор. Заставь его признаться, что на него наложили взыскание за несанкционированное убийство заключенной еврейки.

Она опускает глаза.

— Почему ты раньше не попросил? Тогда не пришлось бы привлекать бабушку.

Я не стану объяснять ей, что это последняя попытка, за неимением лучшего. Я бы никогда не предложил ее в первую очередь. И не только потому, что свидетельские показания выжившего узника гораздо весомее, но и потому, что мы не привлекаем гражданское население в качестве временных агентов.

Особенно тех, к кому испытываем определенные чувства.

— Я сделаю все, что от меня требуется, Лео, — обещает Сейдж. Встает и начинает расстегивать рубашку. Мою рубашку.

— Что ты делаешь?

— Честно ответить? У тебя диплом Гарварда, и ты не понимаешь?

— Нет. — Я отступаю назад. — Абсолютно не понимаю. Ты — важный свидетель.

Она обвивает руками мою шею.

— Я покажу тебе свои источники, если ты покажешь мне свои.

Эта девушка сведет меня в могилу! Со сверхчеловеческим усилием я отталкиваю ее.

— Сейдж, я не могу.

Она, побежденная, отступает.

— Вчера ночью, пусть и ненадолго, я была счастлива. По-настоящему счастлива. Уже и не вспомню, когда испытывала подобное.

— Прости меня. Я люблю тебя, но здесь кроется огромный конфликт интересов.

Она вскидывает голову.

— Любишь меня?

— Что? — Мои щеки тут же начинают гореть. — Ничего подобного я не говорил.

— Нет, сказал. Я слышала.

— Я сказал: «любил бы».

— Нет, — отвечает Сейдж, и ее губы расплываются в улыбке. — Ты сказал по-другому.

Неужели? Я так устал, что не знаю, какие глупости слетают у меня с языка. Наверное, потому и не могу скрывать своих истинных чувств к Сейдж Зингер. И эти чувства меня пугают.

Она кладет руки мне на грудь.

— А если я скажу, что надену микрофон, только если ты вернешься со мной в постель?

— Это шантаж.

Сейдж сияет. Пожимает плечами.

Легко сказать, что будешь поступать только правильно и никогда не совершишь ошибки, но если оказываешься в подобных ситуациях, то понимаешь, что не существует черного и белого. Есть только оттенки серого.