Он сделал ее своей женой. Я хотела одного: чтобы войска союзников явились раньше, чем у меня иссякнут сюжетные ходы. — Больше ты здесь не работаешь, — спокойно заявил гауптшарфюрер. — Немедленно отправляйся в больницу. Я побледнела. Больница — «приемная» перед газовой камерой. Всем об этом известно, поэтому, как ни больна была узница, она не хотела попадать в больницу. — Я здорова, — возразила я. Он бросил на меня взгляд. — Это не обсуждается. Я мысленно прокрутила все сделанное вчера: заполненные формуляры, принятые сообщения. Я не понимала, где допустила ошибку. Полчаса, как обычно, мы обсуждали мою книгу. Гауптшарфюрер даже разоткровенничался по поводу своей недолгой учебы в университете и вспомнил о том, как получил награду за свое стихотворение. — Герр гауптшарфюрер! — взмолилась я. — Прошу вас, дайте мне еще один шанс. Где бы я ни ошиблась, все можно исправить… Он взглянул на открытую дверь и жестом велел молодому офицеру войти, чтобы вывести меня из кабинета. Я почти не помню, как пришла в блок 30. Мой номер внесла в список узница-еврейка, сидевшая за конторкой. Меня привели в маленькую, переполненную палату. Больные лежали чуть ли не друг на друге на циновках в грязных от кровавого поноса и рвоты рубищах. У некоторых были длинные шрамы от наложенных наспех швов. По телам тех, кто был настолько слаб, что не мог пошевелиться, бегали крысы. Еще одна узница, которая, должно быть, работала здесь, принесла тюк с льняными бинтами, и вместе с медсестрой они начали менять повязки. Я пыталась привлечь ее внимание, но она избегала смотреть на меня. Наверное, от страха, что ее, как и меня, тоже можно заменить. У моей ближайшей соседки не было глаза. — Так пить хочется, — снова и снова повторяла она на идише и цеплялась за мою руку. У меня измерили и записали температуру. — Я хочу встретиться с врачом! — воскликнула я, и мой голос перекрыл стоны остальных. — Я здорова! Я скажу врачу, что здорова. Что могу вернуться к работе, к любой работе. Больше всего я боялась оставаться здесь, рядом с узницами, напоминавшими сломанных кукол. Какая-то женщина рывком отодвинула костлявое тело одноглазой девушки и опустилась на циновку рядом со мной. — Заткнись! — прошипела она. — Ты что, идиотка? — Нет, но я должна сказать… — Если будешь кричать, что здорова, кто-нибудь из врачей услышит. Эта женщина явно не в себе. Разве я не этого добиваюсь? — Им нужны здоровые узницы, — продолжала она. Я покачала головой, совершенно сбитая с толку. — Я оказалась здесь из-за сыпи на ноге. Врач осмотрел меня и сказал, что в остальном я здорова. — Она подняла платье, чтобы я смогла увидеть блестящие красные ожоги у нее на животе. — Смотри, он сделал это рентгеном. — 226 —
|