Он пнул девушку ногой, наклонился и поднял лежащую на обочине палку. Ударил ею девушку и приказал встать. Когда она не послушалась, он намотал ее волосы на палку, потянул, рванул сильнее. Снова велел ей подняться, а когда она осталась лежать, принялся поворачивать палку, пока девушка не закричала, — ее волосы отрывались от головы, как кромка от платья. Подошел второй солдат и выстрелил девушке в голову. И неожиданно опять стало тихо. Я закричала. Не смогла сдержаться. Мозги девушки, имени которой я даже не знала, брызнули мне на сапоги. На моих глазах убивали десятки людей — я уже перестала пугаться. Те, кому стреляли в грудь, падали, словно камни, чисто и аккуратно. Те, кому выстрелили в голову, оставляли беспорядок: брызги серого вещества, пенистые розовые ткани… И теперь они оказались у меня на сапогах, застряли в швах… Я гадала, что это была за часть мозга. Которая отвечала за речь? За двигательную активность? За воспоминания о первом поцелуе? О домашнем любимце? Или о дне, когда она переехала в гетто? Я почувствовала, как отец с силой, которую, как мне казалось, уже утратил, схватил меня за руку. — Минуся, — прошептал он, — посмотри на меня. — Он дождался, пока я встретилась с ним взглядом и мое дыхание немного успокоилось. — Если ты умрешь, то от пули в сердце, а не в голову. Обещаю. Я осознала, что это ужасная версия игры, в которую мы когда-то играли, планируя его похороны. Только на этот раз мы планировали мою смерть. До самой посадки в поезд отец молчал. Наши чемоданы куда-то унесли, а нас самих загнали в товарные вагоны, словно скот. Отец сел на пол и обнял меня, как обнимал в детстве. — Мы с тобой, — негромко сказал он, — откроем еще одну пекарню там, куда приедем. И люди будут приходить издалека, чтобы поесть нашего хлеба. Каждый день я буду печь для тебя булочку с корицей и шоколадом. И когда я достану ее из печки, пахнуть она будет божественно… В вагоне стало тихо, все начали прислушиваться к папиным фантазиям. — У меня можно отнять дом, — продолжал он, — деньги, жену и дочь. Можно отнять средства к существованию, пищу и… — он запнулся, — …внука. Но мечту у меня отнять нельзя. Его слова, как паутина, затягивали всех. Раздался одобрительный ропот. — А я мечтаю о том, — сказал сидящий напротив мужчина, — чтобы сделать с ними то, что они сделали с нами. Нас напугал стук в деревянную стену вагона. Мы, они… Но не все евреи были жертвами. Староста Румковский сидел с супругой в тепленьком местечке и составлял списки руками, на которых осталась кровь моих родных. И не все немцы — убийцы. Например, герр Фассбиндер спас в ночь, когда увозили детей, столько людей. — 185 —
|