— Значит, нам необходимо доказать, что Джозеф служил в Освенциме? — уточняю я. — И одного его признания недостаточно? — Все зависит оттого, насколько можно доверять его словам. — А почему суд может решить, что он врет? — А почему люди лгут? — отвечает мне Лео. — Он старик… У него старческий маразм… Он мазохист… Кто знает? Пока нам даже неизвестно, был ли он там. Он мог прочесть книгу и пересказать вам ее содержание. Это вовсе не означает, что это его собственная история. — Несмотря на то, что у вас есть дело, на котором значится его имя? — Он уже однажды назвался вымышленным именем, — замечает Лео. — Это может быть очередная выдумка. — Как нам тогда удостовериться, что он настоящий Райнер? — Есть два пути, — отвечает Лео. — Он будет продолжать вести с вами задушевные беседы и в итоге проговорится о том, что есть в этом досье, — это секретная информация СС, ее не узнаешь, пересматривая канал «История». Или нам нужен очевидец, который помнит его по лагерю. — Он касается газетной вырезки и фотографии с регистрационной формы нацистской партии. — Человек, который может точно сказать, что эти двое — один и тот же человек. Я смотрю на бриоши, уже не горячие, но ароматные и теплые. На мраморную столешницу капнуло варенье. Бабушка рассказывала, как отец любил загадывать ей загадку: «Что нужно разломить, чтобы собрать семью вместе?» Хлеб, разумеется. Я вспоминаю об этом и, хотя и не религиозна, молюсь о том, чтобы она меня простила. — По-моему, я знаю человека, который может помочь, — признаюсь я. — Говори, что хочешь, — возразил Дамиан. — Я только пытаюсь тебя уберечь. Я открыла дверь, потому что ждала Алекса, и увидела на пороге капитана. Я сказала ему, что занята, и не солгала. На этой неделе дела пошли лучше. Мы не успевали выпекать багеты, чтобы удовлетворить спрос. Мои булочки были вкуснее, чем все, что когда-либо пек отец. Алекс шутил, что он знает секретный ингредиент, но никогда не признается мне, что это. По его словам, тогда никакого секрета не останется. Теперь я слушаю, как Дамиан читает мне нотации в кухне. — Упырь? — удивляюсь я. — Это всего лишь сказки. — На пустом месте они не возникли бы! А какое еще можно найти объяснение? Домашний скот — это одно, Аня. Но это… это чудовище охотится на людей. Конечно, я слышала об упырях. О живых мертвецах, которые, не обретя покоя, вставали из своих могил и питались кровью живых. Упырь, если придется, будет пожирать и собственную плоть. Старуха Сэл, которая торгует на городской площади корзинами, слишком суеверна. Она даже близко не подходит к черной кошке, бросает соль через плечо, а в полнолуние носит одежду навыворот. Это она прожужжала всем уши, что наш городок держит в страхе упырь, — она начинала нашептывать о нежити, как только мы выставляли свой товар на рынке. «Их можно увидеть в толпе, — говорила она. — Они живут среди нас, у них красные щеки и губы. После смерти они завершают свое перевоплощение. Если это произошло, уже ничем не поможешь. Единственный способ убить упыря — отрубить ему голову или вырвать сердце. Единственный способ защитить себя — глотнуть его крови». — 123 —
|