Цена нелюбви

— Рассказал ему о чем? — ласково спросил Стрикланд.

— Ну... то, что я уже рассказал мистеру Бивонзу. — Кевин сжал ладони коленями и уставился в пол.

— Кевин, я понимаю, как тебе трудно, но нам необходимы детали. От этого зависит карьера твоей учительницы.

Кевин взглянул на тебя:

— Папа, это обязательно?

— Боюсь, что так, Кев, — сказал ты.

— Ну, мисс Пагорски всегда была ко мне внимательна, мистер Стрикланд. Очень внимательна. Всегда спрашивала, не нужно ли помочь мне выбрать эпизод или не нужно ли подавать мне реплики, чтобы я запомнил свои... А я никогда не думал, что заслуживаю это, но она говорила, что я великий актер и ей нравится мое «драматическое лицо» и моя «крепкая фигура» и что с моей внешностью я мог бы сниматься в кино. Я в этом не разбираюсь. Но я не желал ей неприятностей.

— Выводы сделаем мы, Кевин, а ты просто расскажи, что случилось.

— Понимаете, она несколько раз спрашивала, не могу ли я остаться после уроков, чтобы она натаскала меня на мою роль, но раньше я всегда говорил, что не могу. То есть я обычно мог, мне особенно нечего было делать, но просто я... мне было как-то неловко. Я не знаю почему, просто было странно, когда она подзывала меня к своему столу после урока и как будто снимала ниточки с моей рубашки, но я не уверен, что они там действительно были. Или она бралась за кончик моего ремня и запихивала его обратно в петлю.

— С каких это пор Кевин носит ремень? — прошептала я, но ты зашикал на меня.

— ...А в тот раз она уж очень настаивала, как будто я должен, как будто это часть классной работы или вроде того. Я не хотел идти... я говорил вам, я не знаю почему, я просто не хотел... но похоже, что в тот раз у меня не было выбора.

Почти вся эта речь была адресована линолеуму, но время от времени Кевин исподлобья поглядывал на Стрикланда, а Стрикланд ободряюще кивал ему.

— Ну, я прождал часов до четырех, так как она сказала, что после звонка у нее дела, а к тому времени уже почти никого в школе не осталось. Я прошел в ее класс, и мне показалось странным, что она переоделась после нашего урока. То есть она переодела только блузку, теперь это была такая майка с низким вырезом и очень обтягивающая. И я мог видеть ее... ну, вы знаете.

— Ее что?

— Ее... соски, — сказал Кевин. — Ну, я и говорю: «Вы хотите, чтобы я прочитал свой монолог?» А она встала и закрыла дверь. И заперла ее. Она сказала: «Нам необходимо уединение, не так ли?» А я сказал, что мне все равно. Потом я спросил, читать ли с самого начала, а она сказала: «Сначала мы должны поработать над твоей осанкой». Она сказала, что я должен научиться говорить с помощью диафрагмы, вот здесь, и положила ладонь на мою грудь и не убрала. Потом она сказала, что надо стоять очень прямо, и положила другую руку мне пониже спины и прижала и вроде как погладила. Я уверен, что стоял прямо. Я помню, как затаил дыхание. Я нервничал. Потом я начал монолог из «Коня»... вообще-то я хотел прочитать из Шекспира. «Быть или не быть». Я думал, что это клево.