|
— Там, на самом окончании мыса, есть руины замка Посейдона. Посейдон был у греков богом моря. Аниту снимают на фоне развалин его храма. — Мальчик из далёкой северной страны встречает красивую женщину недалеко от старинного замка, — сказал я. Папашка грустно вздохнул: — О чём это ты? — Дельфийский оракул, — напомнил я. — Ведь это ты сам и был пифией! — Да, чёрт подери! Но я-то имел в виду Акрополь. — Ты — да. Но не Аполлон! Он раздражённо засмеялся, и я не сумел никак истолковать его смех. — Пифия была так одурманена, что уже не понимала, что говорит, — признался он наконец. Многое из того, что я пережил за это долгое путешествие, уже трудно восстановить в памяти, но я никогда не забуду нашу поездку на мыс Сунион. Когда мы неслись мимо курортных городков южнее Афин, синее как лёд Средиземное море всё время находилось от нас по правую руку. Хотя ни папашка, ни я не думали ни о чём, кроме предстоящей встречи с мамой, папашка пытался завести разговор о совершенно посторонних вещах. Наверное, не хотел подавать мне несбыточной надежды. Один раз он даже спросил, не кажется ли мне, что у нас получились замечательные каникулы. — Мне бы больше хотелось поехать с тобой на мыс Горн или на мыс Доброй Надежды, — сказал он, — но ты попадёшь хотя бы на мыс Сунион. Поездка потребовала одного перекура. Мы остановились на площадке посреди пустынного лунного пейзажа с пенным морем, бурлящим у подножия горного обрыва. Там, внизу, как ленивые тюлени на скалах, загорали несколько нимф. Вода была такая голубая и прозрачная, что, глядя на неё, я чуть не заплакал. Мне казалось, я вижу дно на двадцатиметровой глубине, хотя папашка уверял меня, что здесь не глубже восьми или десяти метров. Мы почти не разговаривали. Это был самый молчаливый перекур за всю нашу поездку. Задолго до того, как мы приехали на место, мы увидали камни громадного храма Посейдона на высоком мысе справа. — О чём ты сейчас думаешь? — спросил меня папашка. — Тебе интересно, думаю ли я, где сейчас мама? — Не только, — ответил он. — Я знаю, что она там. И я знаю, что она поедет с нами домой в Норвегию, — сказал я. Он грустно засмеялся. — Не так всё просто, Ханс Томас. Надеюсь, ты это понимаешь? Женщина не бросает свою семью на долгих восемь лет, чтобы потом безропотно позволить привезти себя обратно домой. — У неё нет другого выхода, — сказал я. Кажется, мы оба больше не сказали ни слова, пока через четверть часа не припарковали машину у подножия разрушенного храма. — 148 —
|