|
– Не говори нам о том, чего у него нет, скажи лучше, что есть, – наставляет меня Эмма. – Довольно высокий, темноволосый, несомненно, задумчивый, пока не заговорит, ибо потом это впечатление разрушается, особенно когда он произнесет что-то вроде: «Черный зерновой хлеб, бесспорно, предпочтительнее для детских завтраков, вы так не думаете?» – даже при богатом воображении трудно истолковать это неправильно. Они сидят не шелохнувшись. – А больше ты с ним ни о чем не говорила? – переходит в наступление Кэти. – Он считает, что я должна выставить свою кандидатуру на выборах в качестве представителя от родительского комитета класса, и говорит, что поможет мне, – отвечаю я. – Не думаю, что тебе это что-то даст… – говорит Кэти, – хотя… у вас появятся поводы для встреч вдвоем! – В первый день учебного года он предложил мне пойти выпить с ним кофе. Эмма делает попытку выпрямиться на краю дивана. – Сам? Я утвердительно киваю, получая удовольствие, видя на их лицах восхищенное выражение. – Ты нам об этом не говорила! – замечает она. – Потому что до этого не дошло, – загадочно отвечаю я. – Ты хочешь сказать, что отказалась? – спрашивает Кэти. – Нет, все гораздо сложнее! – Господи, Люси, не понимаю, как ты можешь оставаться такой спокойной? – Эмма прикрывает рот рукой. – Что произошло? Пожалуйста, во всех деталях, – просит Кэти. – Он заметил, что я в пижаме, и взял назад свое приглашение, правда, не окончательно, временно, но пока больше никуда меня не звал. – Люси, что за чушь! – хохочет Кэти. – Что еще за пижама? Тебе что, восьмой десяток, или у тебя вдруг захлопнулась дверь? – Он не должен был смотреть в чем я! Какая разница? Отчаянные времена допускают отчаянные меры. Вы не представляете, что это значит – утром приходить в школу вовремя, причем каждый день, месяцами! Вы когда-нибудь пробовали одеть трехлетнего строптивца? Это все равно, что играть в футбол с медузой. Я бы скорее предпочла быть изжаренной Джоном Хамфрисом[26], или вынужденно носить бикини на приеме в доме Сейнсбери[27], или иметь дело с Дэвидом Бланкетом[28], или… Эмма, выдержав паузу, предлагает: – А не подумать ли тебе о том, чтобы укладывать Фреда спать уже одетым? Я улыбаюсь. Мне вспомнился один вечер десять лет назад, когда я как-то пришла домой с работы поздно и нашла Тома в постели полностью одетым. Застигнутый в фазе глубокого сна, он лежит на спине, в белой рубашке, пуговицы на его джинсах расстегнуты. Я провожу рукой от его шеи вниз, к области ниже пупка, все еще сохраняющей летний загар. Затем скольжу еще ниже, в джинсы. В те дни нам не надо было специально поддерживать огонь страсти, достаточно было одного томного взгляда или прикосновения. Даже во сне его дыхание изменилось. Я ломала голову: он просто заснул в одежде или нарочно так лег, чтобы успеть на ранний поезд в Эдинбург – следующим утром он ехал на объект. — 49 —
|