Иногда во время бессонницы в ранние предрассветные часы я мысленно составляю списки пропавших вещей. Нынешний включает пластиковый молоток от набора инструментов Фреда, крышку аккумуляторной батареи для пульта дистанционного управления автомобилем, самый крупный кубик от игры «Змеи и лестницы» и шахматную ладью. Я воображаю себя судебно-медицинским экспертом, обследующим каждый дюйм площади дома, внимательно осматривающим спинки стульев, шарящим под шкафами, внутри ботинок, даже под половицами, чтобы найти все эти вещи и восстановить порядок. Этого никогда не произойдет – отчасти потому, что на это никогда не будет достаточно времени, но в основном потому, что я знаю, что не позднее чем через несколько дней хаос снова возобладает. Одна из телефонных трубок тоже куда-то запропастилась, а также ключ от калитки в саду, но я пока ничего не говорила Тому, зная, что вину за это он возложит на меня. Он проводит дома не так много времени, чтобы понять, что дети, как муравьи, без системы и постоянно в движении, они тащат вещи из одной комнаты в другую и прячут их в укромных местах, недоступных глазу взрослого человека. Если бы рядом не было Петры, я бы прибегла к одной из тех шумных проповедей, от которых у меня потом болит горло, и которые позволяют мне излить гнев, а Сэму дают основание обратиться к объявлениям Лиги защиты детей от насилия, где сказано, что крик приравнивается к жестокому обращению с детьми. Кто бы это ни придумал, его надо бы было послать наводить порядок на бойне. Фред подполз ко мне и удобно устроился у меня на коленях в надежде на снисхождение, а мои глаза пылали адским огнем от усилий подавить гнев. Ибо Фред делал это и раньше, менее чем две недели назад. Я представила свои пульсирующие кровеносные сосуды головного мозга, вздувшиеся от кровяного давления, как крошечные речные русла во время сильного ливня, изо всех сил стараясь не прорвать их берега. Все, что требуется, – один лишь краткий миг слабости, и мой мозг будет затоплен, как дельта Окаванго в сезон дождей, оставив моих детей без матери. Я закрыла глаза и вдохнула запах Фреда на шейке сзади под его кудрями, они уже стали длинными, но я не могу разрешить их отрезать, потому что это последние следы его младенчества. Он захихикал, ему стало щекотно, но разрешил мне этот спасительный момент тоскливого сожаления. Мой нос уловил запах чистой пижамы, мыла и особенной, ни с чем несравнимой чистоты только что вымытого малыша, и я почувствовала, что смягчаюсь. Волны любви к моему малютке – ведь он уже никогда не будет таким снова – накатили на меня, и на какое-то мгновение я почувствовала, что вот-вот заплачу. Иногда через несколько дней случается что-то похожее, но потом из ниоткуда возникают такие варианты, которые хочется сохранить навсегда. — 106 —
|