Бенгт обнял меня и прижал к себе, гладя по спине, чтобы легче плакалось. Запах мокрой шерстяной ткани щекотал нос. Не знаю, откуда взялись эти слезы, как во мне умещалось столько боли, о которой я даже подумать не могла. Наверное, мы долго стояли на пирсе. Ни я, ни Бенгт не спешили уходить. Он был стариком, но казался мне папой. А я — может быть, я была, как Ребекка? В санаторий мы возвращались медленно — потому, что устали, и еще потому, что о многом хотелось поговорить. Я рассказывала о маме, которая погибла так же, как Ребекка. Отправилась плавать и не вернулась. Халат остался на берегу, а я сидела и ждала всю ночь. Бенгт крепко обнял меня — как папа или как дедушка. — Это было за несколько дней до дня моего рождения. Мама и подарок приготовила. Я знала, где он лежит, но открывать не собиралась. Слишком уж злилась на маму, до бешенства. Она ведь меня бросила, и пусть не думает, что подарок меня задобрит. — А ты уверена, что… Я не дала ему договорить. Я так много думала об этом, прокручивала все это в голове снова и снова: что случилось — переоценила ли она свои силы, ошиблась в расстоянии, а может быть, буря началась, когда она уже слишком далеко заплыла? — В тот день ветер дул с самого утра. И дождь шел, но к вечеру закончился. Тогда она и взяла халат и отправилась на берег. Помню, как она нагнулась ко мне и обняла, а потом как будто оторвалась через силу и отвернулась. Я просилась пойти с ней, но она велела мне ждать дома. У меня ведь была такая прекрасная книжка. — Голубушка… — Бенгт погладил меня по щеке. — Она так часто грустила. Ее печаль была частью нашей жизни. Я думала, что все мамы как она. Подарок я выбросила в мусорное ведро, даже не открыв. Он погладил меня по голове, и это было приятно. Домой я ехала в промокшей насквозь одежде, но не мерзла. Бенгт сказал, что я могу приезжать в гости, когда захочу. Или когда мне понадобится. Мне уже давно такого не говорили. 44. Только не этоНа работе я обнаружила желтый стикер, приклеенный к моему шкафчику: «Позвони школьному психологу!» И номер, нацарапанный простым карандашом. Я отправилась к телефону в стеклянной будке дежурного, волнуясь и предчувствуя что-то нехорошее. Мне сообщили, что я должна присутствовать на каком-то собрании в школе. «Речь пойдет о твоем будущем», — добавила психолог. Та самая, которая всегда носила красный деловой костюм с блузками неизменно подходящих оттенков. Кажется, самое важное для нее — чтобы все было подходящим. И теперь вот она устраивает собрание, чтобы обсудить, что будет самым подходящим для меня: продолжать практику в доме престарелых или вернуться в школу. Им важно знать мое мнение, на этом собрании все только и будут делать, что слушать меня. Только бы я приехала. — 51 —
|