Баллада о Сандре Эс

— И поэтому вы хотели, чтобы он умер?

— Была зима, скользко. Мы оказались на пирсе, вокруг которого чернела открытая вода. Не помню уже, как вышло — хотела ли я броситься в воду или просто убегала от него. Он ринулся за мной, обхватил руками — говорил, чтобы утешить, как будто меня можно было утешить. Поскользнулся, взмахнул руками, попытался ухватиться за меня, но я просто смотрела, как он соскользнул с края пирса и упал в воду. Дело было в ноябре. Сначала у него был такой изумленный взгляд, как будто он не мог поверить своим глазам. А я стояла и смотрела, не шевелясь. Он стал кричать, звать на помощь, захлебываться, но я просто смотрела, как у него синеют губы.

— Но он выжил.

— Даже не понимаю, как ему удалось. Я просто ушла.

— Но как-то ведь он выбрался из воды? Наверное, вы ему помогли.

Юдит покачала головой.

— Я хотела, чтобы он умер. Как будто это искупило бы его вину перед Ребеккой и передо мной.

— Но он жив, Юдит! Он есть!

— Когда я увидела ту заметку в газете, подумала, что это кто-то другой, только имя одно. И лицо.

— А если бы вы встретились сейчас?

— Он не захочет встречи. В этом я уверена.

— Вы могли бы позвонить ему. Или написать письмо.

— Не помнит он нашу любовь. Все было так давно. В другой жизни.

— Но вы же помните.

— Это другое. Он мне часто снится. И в этих снах все еще хорошо, ничего страшного еще не случилось.

Юдит помолчала и вдруг добавила:

— Я хотела бы попросить у него прощения. Можешь помочь мне? Можешь найти его?

— Попробую, — ответила я как можно спокойнее и ушла, оставив ее отдыхать.

48. Марек

Марек сидел на лесах возле моего окна и ждал, как индеец в засаде. Увидев меня, он спросил, где я пропадала. Его приятели давно уехали в город.

— Почему ты не уехал с ними? — спросила я.

— Потому что хотел увидеться с тобой, — ответил он.

Мы сидели за шатким столом в домике на колесах, ели белую фасоль и пили вино.

— Я не знаю, кто мой отец, — сказала я вдруг.

— Это ничего, — ответил он. — Я даже матери своей не знаю.

— Странно. Обычно люди знают своих мам.

— Ну, я вырос в детдоме. Нянечки нашли меня на скамейке в парке. В картонной коробке. Я был завернут в бумагу, — Марек рассказывал, жуя фасоль и запивая вином. Тон у него был довольно беззаботный, хотя жизнь в детдоме была тяжелая: наказывали за все подряд, еды не хватало, одеяла были слишком тонкими, старшие обижали младших.