— А иногда до нее совсем не достучаться. Хочет, чтобы ее оставили в покое. — Давно ли ты там работаешь? — Две недели. — И вы… ладите? Мне показалось, что он хотел спросить что-то другое: взгляд скользнул и неуверенно забегал по сторонам. — Ты ведь не сказала ей, что поехала на встречу со мной? Я покачала головой, и он спросил тем же робким голосом: — Что она тебе рассказала? Я стала сгребать крошки на столе. Мне вдруг стало неуютно. Как будто, разговаривая с Бенгтом Мортенсоном, я предавала Юдит. Он снова засмеялся, как-то нервно. — Послушай, а вдруг мы говорим о разных Юдит? Вот какая она была, когда мы встретились… Он достал фотографию из кармана пиджака. Черно-белую. Женщина и мужчина на скамейке в парке. — Вы тут очень похожи на себя, — сказала я. — Юдит сильно изменилась. Хотя, конечно, сразу видно, что это она, — поспешила добавить я. — Это наша последняя встреча. По крайней мере последняя перед тем, как она разорвала помолвку. Я внимательно посмотрела на фото. Юдит улыбалась, Бенгт обнимал ее за плечи. Все как положено. И кто-то смотрел в видоискатель фотоаппарата. — Кто вас снимал? — Я попросил прохожего. Фотоаппарат, конечно, был мой. Мы часто встречались в том парке. Сидели на той скамейке. Это было наше место. Не помню, чтобы нам хоть раз было холодно. Мы сидели, не обращая внимания на то, что творилось вокруг… А времена были беспокойные. — Вы, кажется, многого не знаете, — произнесла я, не поднимая глаз. — Рассказывала она вам, например, о том, что было написано на витрине магазина однажды вечером, когда она вернулась домой? Бенгт Мортенсон покачал головой: — Нет, не помню такого. И что там могло быть написано? — «Еврейская шлюха». Большими красными буквами. Может быть, я произнесла эти слова слишком громко, слишком жестко. А может быть, мне просто показалось, но кто-то, кажется, обернулся и посмотрел на нас. Бенгт Мортенсон взволнованно прижал руку ко лбу, как будто у него внезапно разболелась голова. Он откинулся на спинку стула и враз постарел. — Не понимаю, почему она мне не рассказала… — Потому что не хотела вас беспокоить. Потому что не верила, что вы можете ей помочь, — тихо произнесла я, наклонившись к нему. — Она не дала мне ни малейшего шанса! Она была такая упрямая. И у нее были свои тайны. — Ваш брат был нацистом. Разве непонятно, что она не могла делиться с вами всеми тайнами? — сказала я и, не удержавшись, добавила: — Если бы вы знали, что она сотрудничает с движением Сопротивления, вы расстались бы с ней? — 46 —
|