|
— Не знаю, что сказать, — признается он. — Тогда ничего не говори. Просто садись. Питер устраивается в кресле по ту сторону стола. — Ты уверена, Нина? Я хочу сказать: не слишком ли психиатр торопится с выводами? — Я видела то же, что и она. Я пришла к тем же выводам. — Я смотрю на приятеля. — Питер, специалист обнаружил следы проникновения. — Господи! — Питер в смятении машет руками. — Чем я могу тебе помочь, Нина? — Ты и так уже помогаешь. Спасибо. — Я улыбаюсь ему. — Чье мозговое вещество обнаружено там, в машине? Питер останавливает на мне ласковый взгляд: — Кому, черт побери, какое дело? Не думай об этом. Тебе и на работу не стоило выходить. Я разрываюсь между желанием довериться ему и страхом подорвать его веру в меня. — Питер, — наконец негромко признаюсь я, — так легче. Повисает продолжительное молчание. А потом… — Лучший год? — подзадоривает меня Питер. Я хватаюсь за спасательный трос. Это просто — я получила повышение, а через несколько месяцев родился Натаниэль. — Тысяча девятьсот девяносто шестой. Лучший пострадавший? — Чистокровный Поли из мультфильма «Неудачник». — Питер поднимает голову, когда в кабинет входит наш начальник Уолли Мофетт. — Здравствуйте, шеф, — приветствует он Уолли, а потом обращается ко мне: — Лучший друг? — Питер встает и направляется к двери. — Ответ — я. Когда угодно, где угодно. Не забывай об этом. — Хороший парень, — замечает Уолли, когда Питер уходит. Уолли Мофетт — типичный окружной прокурор: мускулистый, словно акула, с густой копной волос и ртом, полным великолепных зубов, как у кинозвезды. Одни эти зубы могли бы обеспечить ему перевыборы. К тому же он отличный юрист: он может добраться до самого сердца еще до того, как ты поймешь, что сделаны первые надрезы. — Не стоит и говорить, что работа будет ждать тебя, когда ты будешь готова, — начинает Уолли, — но я лично запру дверь, если ты планируешь вернуться слишком быстро. — Спасибо, Уолли. — Нина, мне чертовски жаль. — Да. Я опускаю глаза в книгу для записей. Под ней лежит календарь. Ни одной фотографии Натаниэля на моем столе — долговременная привычка, выработанная годами в окружном суде, когда в мой кабинет вваливался всякий сброд, чтобы представить свое дело в суде. Я не хотела, чтобы они знали, что у меня есть семья. Не хотела, чтобы они вернулись и преследовали меня. — Могу я… могу я вести дело? Вопрос такой короткий, что мне нужна целая минута, чтобы осознать, что я его задала. Жалость в глазах Уолли заставляет меня потупить взор. — Нина, ты же знаешь, что нельзя. И дело не в том, что у меня есть другие кандидатуры, чтобы засадить этого больного придурка. В нашей конторе никто не может заниматься этим делом. Здесь конфликт интересов. — 47 —
|