— Вы выглядите немного… измученной, — говорит доктор Робишо. Я смеюсь против воли: — Неужели на медицинском факультете ввели курс «Недоговаривание и замалчивание»? — А как же! Читают перед курсом «Бесстыдная ложь». — Доктор делает последнюю затяжку и тушит окурок туфлей. — Понимаю, вы меньше всего хотите это услышать, но в случае с Натаниэлем время нам не враг. Откуда ей знать! Еще неделю назад она не была знакома с Натаниэлем. Она не смотрит на него каждое утро и не вспоминает — как резкую противоположность — маленького мальчика, который раньше заваливал меня вопросами. Почему птиц, сидящих на проводах, не бьет током? Почему пламя в середине голубое? Кто изобрел зубную нить? Когда-то я так хотела тишины и покоя… — Нина, он вернется к вам, — тихонько говорит доктор Робишо. Я жмурюсь на солнце: — Но какой ценой? На это у нее нет ответа. — Сейчас разум Натаниэля его защищает. Он не вспоминает о случившемся так часто, как это делаете вы. — Колеблясь, она протягивает мне пальмовую ветвь мира. — Я могу порекомендовать взрослого психиатра, который мог бы приписать вам что-нибудь. — Не нужны мне никакие лекарства! — Тогда, вероятно, вы хотите с кем-нибудь поговорить. — Да, — отвечаю я, поворачиваясь к ней лицом. — Со своим сыном. Я еще раз смотрю в книгу. Потом одной рукой поглаживаю колено и щелкаю пальцами. — Собака, — произношу я, и тут же прибегает наш ретривер. Натаниэль поджимает губы, я отталкиваю пса. — Нет, Мейсон. Не сейчас. Пес устраивается под кованым столиком у меня в ногах. Прохладный октябрьский ветерок треплет листья — алые, красновато-желтые и золотые. Они запутываются у Натаниэля в волосах, ложатся между страницами учебника, обучающего языку жестов. Натаниэль медленно вытаскивает руки из-под ног. Он тычет в себя пальцем, потом протягивает руки ладонями вверх. Сжимает кулаки, сводит руки вместе. «Я хочу». Он гладит свое колено и пытается щелкнуть пальцами. — Ты хочешь позвать собаку? — спрашиваю я. — Хочешь позвать Мейсона? Лицо Натаниэля становится немного светлее. Он кивает, губы расплываются в улыбке. Это его первое целое предложение почти за неделю. При звуке собственного имени пес поднимает лохматую голову и тычет носом в живот Натаниэля. — Ты сам просил! — смеюсь я. Когда Натаниэлю все-таки удается отпихнуть от себя Мейсона, его щеки так и пылают от гордости. Мы не так много выучили — жесты «хочу», «больше», «пить», «собака». Но начало положено. Я тянусь за крошечной ручкой Натаниэля, за той, которую я сегодня днем обучила всем буквам алфавита американского языка жестов… хотя нежные пальчики не могут долго скручиваться в узелки. Согнув средний и безымянные пальцы, а остальные оставляя растопыренными, я помогаю сыну сделать комбинацию из Я, Т, Л — «Я тебя люблю». — 44 —
|