|
И это не научный спор, и, даже, не теологический. Это спор желаний. Желаний обременять свое тело, и желаний не обременять. Для бессмертия души у нас много слов. Слов. Не удивительно, что и те, кто верит в существование души, и кто, нет – используют это словесное многообразие, как неопровержимый аргумент в свою пользу. Но иногда, так хочется свести все к простому разуму. Да что-то не всегда получается. И как-то, постепенно, я привык к тому, что, просыпаясь, я первым делом думал о том, как дела у Олеси, и, засыпая, думал о ней тоже. Почему? Если бы любой из нас отошел в сторону, то после того, как много мы уже сделали для посторонней нам девушки, никто не осудил бы нас. Да и сами себя, мы бы не осудили… …Обо всем этом я думал, возвращаясь из больницы, стоя в очереди на автолайн на площади у Киевского вокзала. Очередь была не большой и не шумной, и в ней не оказалось ни одного знакомого человека – так, что я спокойно мог не обращать ни на кого внимания, рассчитывая, на то, что никто не обратит внимания на меня. Автолайны, возящие пассажиров в наше Примосковье, это большие светлые полу-атобусы вмещающие кучу народа. И того хвостика очереди, с которым я стоял на остановке, не хватило для того, чтобы заполнить салон. В таких случаях, шофер не отправляется сразу, а дожидается тех пор, пока народу не соберется достаточно много, чтобы рейс окупился. Днем, когда желающих поехать не много, такое ожидание может продлиться минут двадцать. Почти столько же, сколько занимает дорога до нашего райцентра. В принципе, это создает некоторое неудобство, но когда мои дети аргументируют свои редкие приезды ко мне тем, что до меня трудно добираться из-за пробок на дорогах, приходиться отвечать: – Конечно, на нашей дороге много машин. Потому, что ваша Москва даже не райцентр. – Москва – цельный субъект федерации, – почему-то вяло дискутируют мои дети. Я выбрал себе место возле задней двери и приготовился вздремнуть до тех пор, пока народ не соберется. Во время движения, я никогда не сплю, потому, что, однажды задремав, проехал не только свою остановку, но и всю петлю по нашему городу, и проснулся, когда машина вновь подъезжала к Киевскому вокзалу. Когда я, не помню – к чему, рассказал об этом своему старшему сыну, тот оценил ситуацию: – Папа, если хорошо спишь – значит, совесть чистая. И только я прикорнул у окна, как у меня над головой раздался басовитый, явно привычный к употреблению в разнообразных людских собраниях, и одновременно, очень мягкий и глубокий голос: – Свободно ли место возле вас? — 78 —
|