|
Мы поняли, что что-то случилось, и меня не удивило, то, что на платформу Курского вокзала, сразу вслед за нами прибыла машина «Скорой помощи». Когда поезд остановился у перрона, в вагон вошли санитары в белых халатах, со сложенными пополам носилками в руках. Кто-то выходил из вагона, кто-то кого-то встречал, но я ничего этого не замечал, и мне показалось, что над причалом поездов нависла тишина. А потом, когда перрон почти опустел, на него вынесли Олесю, лежавшую на носилках. Ее лицо было открытым и почти таким же белым, как простыня, покрывавшая ее худенькое тело до самого подбородка. Закрытые глаза девушки подрагивали прозрачными веками. Когда Олесю уже увезли, на перронный асфальт вышел Вася Никитин. Его лицо было основательно разрисовано свежими синяками. – Что случилось? – спросил я. – Приступ. Он начался неожиданно, через несколько дней после того, как мы приехали. Саркома. – Что случилось с тобой? – Нас с больной Олесей не хотели пускать в поезд… …Жестокость людей, тем более, жестокость в стремлении оградить себя от неизвестного, давно уже не вызывает у меня удивления. Ведь, почти всякая неизвестность – это почва для паники. А паника не только разобщает, но и сплачивает толпу. Паника – это превращение персонального страха в коллективный ужас… …Кремировали Олесю в Западном крематории. Где-то в районе метро «Сходненская». Как ни странно, в обрядовом зале собралось довольно много народу, даже батюшку пригласили, и пока тот что-то говорил, своим глубоким, тягучим голосом, я заметил, как Петр – кажется, самый большой атеист среди нас – сунул деньги какой-то служащей крематория, и в зале загорелись свечи. Наверное, смерть – это такая вещь, при которой, даже атеисты забывают о своем атеизме. Отец Олеси оказался рабочим какого-то завода, маленького и скучного, но способного выделить автобус для похорон. Уже после того, как все слова были сказаны родственникам – мы простояли молча – и гроб с телом Олеси, вначале двинулся вниз, а потом скрылся за полированной крышкой, на этом автобусе уехали на поминки все. Только нас пригласить толи не захотели, толи просто забыли. – Хотите, за отдельную плату, посмотреть на то, как горит тело? – спросил какой-то мужичок, довольно поношенного и безразличного вида. Я не понял его вопроса, а он не понял моего ответа: – Зачем?.. …Мы так и остались стоять на перекрестке, образованном шоссе и подъездными к крематорию асфальтированными путями, под небом, которое, немного посомневавшись, все-таки заплакало. И нам пришлось сойтись с этими небесными слезами. — 83 —
|