В конце концов, я просто случайный слушатель, – каждый из нас является владельцем собственных бед. На знание о которых, не всякий посторонний имеет право. Потому, что знание о некоторых из них, делает узнавшего непосторонним. – Я должен тебе все рассказать потому, что мне кажется, что ты единственный, кто может меня выслушать, – тихо ответил мне санитар. Он ответил мне тихо, но в его словах не было сомнений. Словно он давно искал момент, и искал походящего человека: – И еще, я должен сделать это потому, что время от времени мне нужно трогать крест, который я несу. – Я смогу тебе чем-нибудь помочь? – спросил я, хотя интуитивно чувствовал, что мой вопрос бессмысленен. – Нет. Но может быть, ты сможешь помочь себе… …– Хотя, не дай тебе Бог… – добавил он после некоторого молчания, во время которого я почувствовал, что для того, чтобы прикоснуться к этой истории, нам обоим требуется время для собственного сосредоточения. – … Это на Севере, где ты бывал, бурильщик – человек уважаемый, многополучающий, а в нашем строительном управлении, он – это и бригадир, и бригада, и мальчик на побегушках за запчастями и горючкой. На воду бурить – не то, что нефть искать. Тут ни почета особого, ни уважения – сделал дело и гуляй, пока очередной заказ не получишь. От безделья и зарплата не большая, и от «халтуры» нельзя отказываться. Только хорошая, денежная халтура – редкость. Теперь ведь все кооперативы перехватывают, и если, где и строится особнячок или коттеджик, так они сразу там. А наше управление пока развернется, пока документы оформит – то бухгалтер в отъезде, то зам по производству в отпуске – так те уже и отбурятся, и сертификат на иностранном языке представят. У них и реклама налажена, да и оборудование импортное. Мы в одном месте ротором бурили, так весь сад с газоном выбили, а у них – турбина, и двигатель за воротами… Я чувствовал, что, умножая подробности, не имеющие к рассказу никакого отношения, санитар просто оттягивает момент какого-то неприятного для него признания, и решил помочь ему: – Тогда ты запил, и совершил какой-то поступок, за который тебе теперь стыдно. Санитар поднял глаза, и в них появилась такая боль, что я даже поежился. – …Запивать я стал все чаще и чаще, а однажды… – он примолчал на немного, а потом, словно решившись, решимостью последнего безотступного суда, быстро заговорил: – Выпить я хотел, а выпить было не на что, тут и увидел я новые валеночки моего шестилетнего сынишки – зима-то прошлогодняя лютовала в декабре. — 43 —
|