|
…Есть такие дни, в которые времени не замечаешь. Только что еще было светло, а теперь темень, и как произошел этот переход не то, что не почувствовал, не заметил. И в центре этой темени светила луна. Не белая или желтая, как обычно, а какая-то фиолетовая. Я вышел на балкон и закурил, глядя на эту, ненормальную луну. В голову лезли всякие мысли. «В конце концов, Василий получил то, что заслужил. А заслужил ли? Есть ли кто-нибудь, кто заслуживает болезнь? А я сам, что заслуживаю? Что заслуживают мои друзья, и что мы все получаем?…» Я позвонил Петру: – Петр, я хочу тебя спросить вот о чем – это не имеет никакого отношения к Ваське и его девчонке – просто так, ни к чему не привязываясь: как ты думаешь, люди получают то, что они заслуживают? – Если бы каждый получал то, что заслуживает за то, что он делает, люди вообще перестали бы что-то делать. – Почему? – Потому, что каждый уверен в том, что его заслуги приуменьшены… …Еще позже, ночью, я вновь позвонил Петру: – Скажи, почему кто-то кажется умным, а кто-то – кажется глупым? – Знаешь, почему многим кто-то кажется умным? – ответил вопросом на мой невопрос Петр. – Почему? – переспросил я. – Потому, что очень немногие осознают свою глупость. И не демонстрируют ее направо и налево… К чему был этот наш ночной разговор? Не знаю. Может, я надеялся на то, что Петр такой умный, что сумеет найти выход… …Я вновь вышел под звезды, постоял на балконе, потом ушел в комнату. А фиолетовая луна осталась… Художник Василий Никитин…Заоконный дождь пузырился на лужах и монотонно шумел, как недовольная толпа за плотно закрытыми, крепкими воротами. Не угрожая, и все-таки, создавая неуют. Новизна ощущений психодромного существования прошла очень быстро, уступив место тоске. В первый же вечер оказалось, что все население – это просто пьяницы, алкоголики – в общем, те, кого мы ежедневно видим на улицах. Только на обычной улице они не так концентрированы, слегка разбавлены остальными людьми, и, потому, более терпимы в своей никчемной серости. Или серой никчемности. И объединяла их даже не склонность к выпивке, а какая-то общая для них всех человеческая кустарность. Там, на воле, каждый из них, выпив, становился буйным, говорливым, шумным, матерным – в общем, проявлял индивидуальность. А здесь, глубоко протрезвев, лишившись привычного стимулятора активности, все невдруг становились бесцветно будничными, как труд рабочего у станка. Правда, еще более бессмысленными. Бесследными. — 41 —
|