|
– Все будет зависеть от их настроения. Но соврут они, как всегда, когда говорят о нас… И, чуть помолчав, добавил: – Ведь, именно за это мы их любим… А потом из дверей вышел Керчин. Медленно, как мне показалось, нехотя, подошел к нам. Постоял. Помолчал. Молчал и Василий, и тогда я спросил: – Пора? – и Гриша кивнул. В какой-то момент я подумал: «Да, что за трагедия, в конце концов. Не в тюрьму же мы его привезли. Проболтается месячишко, а потом выйдет, Бог даст, свеженький, как огурец с грядки.» Наверное, то же самое подумал и Григорий. И не могли мы знать того, в начало какой трагедии, трагедии, обессилящей все наши мысли и поступки, мы вступаем. В кабинете врача, мы, я Гриша и Петр, оставались минуты две-три, не больше, а потом, доктор Зарычев предложил нам выйти. А он остался с Василием наедине. Для того чтобы поставить диагноз. Когда мы выходили во двор, произошел довольно комичный случай. Двое, в сероватых байковых робах, даже не второго, а какого-нибудь тридцать первого срока, срока, делающего невозможным определение первозданного цвета ткани более точно, чем сероватый, ринулись открывать нам дверь, при этом, вступив в дискуссию, которую в ином месте, вполне можно было бы назвать дракой. Мы так и стояли в предбаннике, а между нами и дверью, два человека безуспешно старались доказать все право на оказание нам услуги. Это могло затянуться на неопределенный срок, но тут появилась уже знакомая женщина в белом халате: – Не бойтесь, проходите. Эти из первого отделения – они не буйные. – А что они делают? – поинтересовался Григорий. – Надеются на то, что тот, кто откроет вам дверь – получит сигарету. – Здесь, как и везде, – проговорил Петр, – Существует конкуренция. – А им можно курить? – спросил Григорий. – Можно, – ответила женщина. И добавила, не вполне понятно для нас, что, имея ввиду – дав своеобразную характеристику состояния человека: – Этим – все можно… Григорий отодвинул рукой обоих спорщиков, пропуская нас к двери, потом достал из кармана пачку сигарет и, уже собравшись отдать эту пачку тем, кому «все можно», остановился, поняв, что поступает не правильно. А потом продемонстрировал, что ему самому пока «можно не все». Он разделил, находившиеся в пачке сигареты, на две, приблизительно равные части, и отдал эти сигареты обоим больным, каждому по отдельности. Мы вышли на солнышко двора. Теплое, но не душащее, дружащее с ветерком. – В такую погоду хорошо бы на природу, – сказал я, – Потому, что в такую погоду на природе лучше, чем в городе, где между человеком и погодой слишком большая дистанция, и где от погоды слишком много защитных средств. — 27 —
|