Мы все едем в суд на машине, которую отец взял напрокат. Она серебристого цвета и пахнет сосной. Я сижу на своем обычном месте, на заднем сиденье за водителем. Папа за рулем, мама рядом с ним, Тео рядом со мной. Пока мы едем, я смотрю на просветы между линиями электропередач на столбах: у концов они сужаются, а к середине расширяются, словно гигантское каноэ. Мы в пяти минутах от здания суда, когда звонит мамин сотовый телефон. Она чуть не роняет его, прежде чем подносит к уху. — У меня все в порядке, — отвечает она, но лицо ее становится пунцовым. — Встретимся на стоянке. Наверное, я должен нервничать, но я радуюсь. Наконец настал день, когда Оливер скажет всем правду о том, что я сделал. — Джейкоб, — говорит мама, — помнишь правила? — Говорить будет Оливер, — бормочу я. — Передать ему записку, если будет необходим перерыв. Мама, я не тупой. — Это как посмотреть, — вмешивается Тео. Мама оборачивается назад. Зрачки у нее огромные и темные, на шее бьется пульс. — Сегодня тебе будет намного тяжелее, — тихо говорит она. — Ты услышишь о себе то, что можешь посчитать глупостью. Даже неправдой. Но помни: Оливер знает, что делает. — Джейкоб будет давать показания? — спрашивает отец. Мама поворачивается к нему. — А ты как думаешь? — Господи боже, я только спросил! — Знаешь, нельзя приехать к третьему действию и рассчитывать на то, что я буду пересказывать, что было в предыдущих, — отрезает она, и в машине, словно отравляющий газ, повисает тишина. Я начинаю себе под нос нашептывать последовательность Фибоначчи, чтобы успокоиться. Наверное, Тео тоже неловко, потому что он спрашивает: — Мы что… уже приехали? — а потом истерически смеется, как будто рассказал по-настоящему смешную шутку. Когда мы въезжаем на стоянку, Оливер уже стоит, прислонившись к своему автомобилю. У него старенький пикап, который, по его словам, больше пристало иметь кузнецу, а не адвокату. Но он до сих пор доставляет его из пункта А в пункт Б. Мы паркуемся с тыльной стороны здания суда, подальше от камер и фургончиков с телевизионщиками. Он смотрит, как мы подъезжаем, но, поскольку это не мамина машина, не понимает, что это приехали мы. Лишь когда мы останавливаемся и выбираемся из взятой напрокат машины, Оливер видит маму и с широкой улыбкой идет к нам. И тут он замечает моего отца. — Оливер, это мой бывший муж Генри, — представляет она. — Шутишь? — Оливер смотрит на маму. — 321 —
|