|
1. Если кусок хлеба засунуть в видеомагнитофон, целым его не вынуть. 2. Мешки для мусора нельзя использовать в качестве парашютов. 3. «Недоступный для детей» — относительное понятие. 4. Приступ гнева у ребенка, как магнит: когда он случается, окружающие не могут отвести взгляда от вас и вашего малыша. 5. Части конструктора не перевариваются в желудочно-кишечном тракте. 6. Снег можно есть. 7. Дети чувствуют, когда на них не обращают внимания. 8. Брюссельская капуста даже в сырной панировке остается брюссельской капустой. 9. Уютнее всего поплакать на плече у мамы. 10. Хорошей матерью, как мечтаешь, не станешь никогда. Сидя в машине, я звоню Оливеру Бонду. — Меня не пустили на свидание к Джейкобу, — сообщаю я. И слышу, как где-то в отдалении лает собака. — Ладно. — Ладно? Я не могу увидеться с сыном, а вы говорите «ладно»? — Я сказал «ладно», имея в виду «Я слушаю дальше». А не «ладно» в смысле… Просто расскажите, что они сказали. — Меня не внесли в список лиц, которым разрешены свидания! — кричу я. — Неужели вы думаете, что Джейкоб имеет хоть малейшее понятие, что нужно сообщить надзирателям, кого к нему пускать, кого нет? — Эмма, — успокаивает меня адвокат, — сделайте глубокий вдох. — Я не могу глубоко дышать. Джейкобу не место в тюрьме! — Знаю. Мне очень жаль… — Не нужно жалеть, — отрезаю я, — действуйте! Проведите меня внутрь, чтобы я увиделась с сыном. Секунду он молчит. — Хорошо, — наконец говорит Оливер. — Посмотрим, что я смогу сделать. Не могу сказать, что удивляюсь, застав Тео дома, но я настолько душевно опустошена, что у меня нет сил спрашивать, почему он не в школе. — Меня к Джейкобу не пустили, — говорю я. — Почему? Вместо ответа я качаю головой. В кремовом свете наступившего дня я могу разглядеть легкий пушок на подбородке и щеках Тео. Он напоминает мне о том, как я впервые увидела, что у Джейкоба под руками начали расти волосы, и занервничала. Одно дело, когда в тебе отчаянно нуждается ребенок, совсем другое — когда взрослый мужчина. — Мама? — нерешительно окликает Тео. — Как считаешь, он это сделал? Не думая, я отвешиваю ему оплеуху. Тео, покачнувшись, отшатывается, прижимая руку к щеке. Потом бежит к входной двери. — Тео! — кричу я вслед. — Тео! Но он уже пронесся полквартала. Нужно бежать за ним, извиниться. Признаться, что я ударила его не из-за вопроса, а потому что он высказал вслух все сомнения, подспудно роящиеся в моей голове. — 157 —
|